Мне не под силу возводить преграды
Союзу верных душ[1]. Любовь не есть любовь,
Покуда изменить её способны перемены,
Или с пути случайность может сбить.
О нет! Она есть веха[2] вечности морской,
Которая покой средь бурь хранит;
Горит для судна путевой звездой,
Измерен чей полёт, но смысл скрыт.
Любовь у времени не глупая игрушка,
Хоть юность и погубит взмах его серпа,
Любовь останется до рокового часа
Такой же, как была вчера.
А если кто сумеет доказать, что я не прав,
То человек любви не знал, а стих мой – прах.
Примечания:
1. Let me not to the marriage of true minds аdmit impediments. Слова эти можно понимать по-разному. Во-первых, как указание самому себе, что не следует преграды учинять, во-вторых, как констатацию своей неспособности как-либо навредить истинной любви, на что я и опирался при переводе;
2. Мы привыкли понимать под словом веха некий этап развития, но в данном случае следует представлять себе шест на поплавке для указания пути на воде.
Шекспир, как рыцарь любви, хорошо её знает. Во многих своих сонетах он указывает на одну её существенную особенность – на постоянство. Не во всём я согласен с английским поэтом, но в том, что настоящую любовь не может поколебать ни время, ни изменения в окружающем мире, ни игра случая, и что, оставаясь неизменной, она будет хорошо узнаваемой путевой звездой, одной настоящей среди тысяч других миражей, с этим я всецело соглашусь. Укажу лишь на то, что правильное понимание сложных человеческих чувств жизненно необходимо в эру, когда эти чувства заменяются технологиями, любовь заменяется технологией любви, ибо заменяя любовь её суррогатом, мы теряем человеческий облик, превращаясь в человекоподобных животных, к которым уже вполне допустимо качественно иное отношение. Простите меня за грубость, но я верю, что не для того человек столько страдал, чтобы вновь оказаться в стане скотов.