(предыдущий фрагмент: "XIII. Обманут мистикой и маскарадом в дебрях".
http://www.stihi.ru/2017/07/23/8411)
[Внимание! Эротика 16+]
– ...Меня с ума сводил до дрожи
Твой жар. И разве я… сонлив?
Но всё ж мне истина дороже…
– Скажу, как есть, ведь всё равно же,
Рассвет, сомненья поселив,
Всё губит, правду посулив,
Но только горечь приумножив.
Ты усыплён, но осторожен.
На удивленье, прозорлив.
Другой бы кто, с ребячьей рожей,
В таких годах ещё соплив…
…Дивился гость: «Пыл не спалив,
Бодрюсь опять и без куска я»…
Плоть напряглась, а вот штатив –
Сама Природа – суть мужская.
Вдова косилась, зубы скаля.
За стол юнца вновь усадив,
Она влила без промедленья
В него лесть слаще, чем варенье.
Взаимных чувств не замутив,
Барчук, хлебнувши восхваленья,
Хвалебный перенял мотив:
«Какой бы не была ты с виду,
Я от тебя счастливым выйду.
Любовной милости твоей
На трёх хватило б матерей!
Невинной дочке не в обиду,
Скажу: мне было б с ней трудней»…
К своеобразному гибриду
Гость и душой уж льнул плотней.
Вникай, мол, Настя, не красней.
«…Полина сказочна лишь с виду.
Что проку-то в постели с ней! –
Продолжил гость (по аппетиту
На плоть он равен средь мужей). –
До нас с тобой куда уж ей
В объятьях – как до яхт корыту»!
Поскачет Поля без вожжей –
Быть может, через пару дней
Гость распознает в ней лолиту.
Бесспорно, опыт лет ценней.
Ни фавориткам с простыней
Истории, ни фаворитам,
Не удалось оставить след
Любви в свои тринадцать лет.
Об этом с пафосом трибунным
И с резюме, по-детски умным,
Поведал женщине юнец,
Жуя грибы и холодец…
Вдова чтит юного гусара…
Кремень, найдя своё кресало,
Добыл сам искру, наконец…
. . .
Ночных тревог лесной певец,
Угомонился филин. Стало
Стихать – покоя образец.
К утру тревога в плоть врастала.
Пичугу в оторопь бросало,
Но сладко спал её птенец…
«Цена на жизнь подорожала»! –
Успел оплакать свой конец
Тот, кто уже был не жилец.
Смерть удалялась – сытый жнец –
Прощаясь, снова угрожала…
. . .
Не успевая под венец,
Банально Ночь Зарю рожала…
У вод, где ночью был юнец,
Нагая девушка дрожала:
Всплывёт ли к ней озёрный змей,
В броске высовывая жало,
Иль прежде явится Персей
В тумане, чёрт его рассей!
Никто не явится, пожалуй…
В лоскутьях ночи уползали,
Тускнея, звёзды, чтоб в росе
При солнце, будучи в опале,
Найти преемниц на земле.
Мерцал во мглистом одеяле,
В экстазе расслабленья млел
И мялся день в своём начале…
Давно наевшись, не кончали
Застолье двое голубков.
Они при этом не молчали:
Мурлыча, всё ж изобличали
Друг друга в схожести грехов.
Мост наведя меж «берегов»
И разогнав ночные чары,
Тянулось Время не в печали.
При всём при этом на причале
Скучала в лодке голышом
И зябла Поля. Гость не шёл…
И что же гость? Слова звучали,
Но взор его сонлив, тяжёл.
Ласк бесконечных, как в начале,
Глаза уже не обещали,
Не зная отдыха и сна,
Но об усталости вещали
Рассвету сквозь просвет окна.
– Светает… Не было печали,
Но из меня всё откачали.
Без сил, я не живей бревна,
А дома хватятся меня.
Все петухи уж прокричали.
Свой голод я уже унял…
Кто б снял с меня ещё и чары?
– Да нет уж их. Запал их мал.
– А то ведь, Настя, я не внял:
Ты – фея замка иль хибары?
Хотя сам гость (к тому ж и барин)
Не «шил» хозяйке криминал,
Он ей не раз уже пенял
За дерзость выходки охальной,
Похлеще хохмы карнавальной:
– Моё сознанье не пленял
Так изощрённо и коварно
Никто. С ума схожу буквально.
Тебя к любви я не склонял –
Я дочку подразумевал…
Ты отдалась мне добровольно
И горячо. Зато убойно
Свалила словом наповал,
Мне за Полину сделав больно.
– Да ведь и Я тебя достойна.
Конечно, случай не простой, но…
– Считай, я сделал лишь привал.
А будет, нет ли, продолженье…
Я б для начала дочь позвал.
– С ней, как со мной, не выйдет, Женя!
Зря ты всё это затевал.
Не обольщайся – в услуженье
Дочь не пойдёт, пока жива.
– С тобой не сваришь каши, шельма!
За мной останется решенье, –
Ворчал заправский «кашевар».
Он постепенно оживал,
Но не спешил вступать в сраженье.
Куда уж лезть из кожи – вял!
Прибавилось волненья Жене
И – к спазмам в горле – сердца жженье.
Молчал гость, но в душе ковал
Меч вовсе не для пораженья.
К протесту возмущенья шквал
Добавил мученик сожженье
Своих надежд, но не прервал…
Быть может, слов не подобрал
В минуты головокруженья.
– Забудь её, коль можешь, Женя.
Не про тебя она. Оставь…
– Я глуп? Уродлив? Хил? Картав?
– Умён, красив, силён, прекрасен!
Всем этим вкупе и ужасен.
Ты – волк!
– Точнее, волкодав
И для овечки не опасен.
Ведь я не враг ей…
– Ты не прав.
Мы – собирательницы трав,
А ты – наш барин безрассудный!
Ты прихотью сиюминутной
Жизнь дочке в силах поломать.
Могу ль позволить я как мать
Открыто обижать ребёнка?
– Стрижёшь всех под одну гребёнку,
Не оставляя мне надежд?
– Пришла пора доить бурёнку…
В окошко стукнули легонько.
Вдова, взяв что-то из одежд,
Метнулась в сени. Гость, вдогонку
Послав недоумённый взгляд,
Им проводил мелькнувший зад.
Сей зад, пружинящий упруго,
Был аппетитней, чем фасад.
Он и для зрительных услад
Округлостью приятней брюха.
Во рту у Женьки стало сухо,
А пыл вошёл вновь с силой в лад.
Упёрся в дверь горящий взгляд…
…Юнец себя представил фавном,
В любви настырным и коварным.
А соблазнительных наяд
Он клал бы в обнажённый ряд…
…От неудач заговорённый,
Весь покраснев, как рак варёный,
Герой не стал дышать ровней.
У молодого плоть ядрёна:
Бушует Яростно кровь в ней.
Усталость властвует порой, но…
Страсть в проявленьях не скромней.
И вот уж отрок на скамье
Вновь завозился беспокойно.
То плоть мужская дышит знойно:
Иди, красавица, ко мне!
Плоть бабья вновь для глаз в цене,
Будь даже помыслы пассивны.
О как волнующе красивы
Тылы у женщины! Предел
Мечты: стройны, круглы, массивны…
Эх, славно бабу замесили!
Её избрав из многих тел,
Юнец Опять её хотел!
Отколь берутся только силы?!
Прими, герой, мой комплимент!
Знать, гормональные посылы
Пересылает мозг в момент.
Глаза под форму закосили
Пятикопеечных монет.
Для глаз стать бабья – божья милость.
И в них стыда, вестимо, нет.
А что в кровИ его творилось!
Сенная дверь вновь отворилась.
Гость в полутьме шагнул в проход,
Намериваясь без хлопот
Взять бабу сходу, как водилось.
Хозяйка к стенке привалилась
В испуге: «Сохрани Господь»!
Не в силах страсти побороть,
Своим он телом завалил аж
Пленительную бабью плоть.
Что ж, ненасытный, утоли блажь,
Коль есть чем в ступе зуд смолоть.
«Тебе не тварь я, не задрыга!
Уймись, насильник! Да поди-ка
Ты прочь в болото без тропы! –
В ад провалиться Эвридика
Сама готова. – Сгинь, упырь»!
Подмяв её напором диким,
Вгоняя в ужас зверским ликом
И проявляя весь свой пыл,
Он поцелуем залепил
Готовый разродиться криком
Открытый рот, но закрепил
Успех свой образно со «скрипом»:
То бишь с усилием великим
Её почти употребил…
Возня вот-вот победным рыком,
Одолевающим «задрыгу»,
Тут завершится: пот етьбы
Из ада вырвет Эвридику
На пике страстной молотьбы...
(продолжение следует)