Это ж надо – заглохла «японка»!
И у стали нашёлся предел.
В минус тридцать – ни зги, ни избёнки,
Треск стволов, как вечерний расстрел.
Кое-как ледяною культёю,
Продавив телефонное сос,
Мозг закрылся режимом покоя,
И увидел – такой же мороз,
Чёрный иней от дыма в землянке,
Телогреек не вымерзший пот,
В кубометрах и нормах делянка,
С сокращённым названьем "трудфронт".
И на ней, вереницами крабов,
Друг на друга клешни положив,
Многожильные русские бабы,
Тянут брёвна канатами жил.
А одна всё живот обнимает,
Точно хочет мне что-то сказать…
Понял - бабка моя молодая,
И ещё не рождённая мать!
С верой в светлое, в колющих хлопьях,
От натуги забыв про кубы,
Упирали шесты будто копья,
В кряжи мёрзлые русской судьбы.
Из ушей и ноздрей в напряженьи,
Мироточил кровавый елей,
И валились в сугробы деревья,
Словно статуи мудрых вождей!
Вдруг доходит, что в самое ухо,
Мне орёт, как голодный чекист:
"Поднимайся, везунчик братуха!"
Ангел с крыльями - свой тракторист.
Водка в зубы текла по сосулькам,
А ногами я так и увяз,
В той делянке, что раньше бабулька,
До креста вспоминала не раз.
30.07.2017.