Дождь бьёт по Ленинграду,
Я промок до нитки,
Я забыл свой белый зонт.
Неужели я не личность,
Почему не видит он?
Вроде друг, а вроде враг,
Почему я не пойму
Для него я как
Словно бы предмет неодушевленный...
* * *
Пульсируют зрачки в такт солнцу и тени,
Я бегу Ларе навстречу...
Ну как могут бегать на костылях? А я скачу-бегу.
Её глаза светятся счастьем и она смеётся.
Так тяжело вдвоём, ведь она слепа, лишь слышит,
Но знает мои шаги... Беру её, целую,
И мне не важно, что Влад, мой враг-друг будет ехидно плакать...
Так тяжело вдвоём, но одному невыносимо.
* * *
Лара-Лара, белые зрачки, ты так красива, когда один лишь уголок приподнимается в улыбке,
Но за что тебе ещё и инсульт?
Но мы живы пока и любим, нам не важно, что там скажут люди,
Нам важно, что тут, в сердце, любовь, любовь и только.
* * *
А Влад, мой брат, мой друг и враг, сказал, смеялся,
Что мы - два сапога, но, отсмеявшись, спросил, зачем мне это,
Ведь жить слепому тяжело, а с инвалидом детства и подавно.
И мне, как инвалиду, будет тяжело,
А я сопротивлялся, быть может зря, быть может плюнуть мне на брата
И ничего не объяснять?
* * *
До слёз сжимаю кулаки, разбить лицо хочу я брату,
За то, что он наговорил, за то, что он обидел Лару.
И словно не было любви. Сказал он, что нас ненавидит,
Но знаю врёт, он говорил, что раз он Лару не увидел...
И больно было сердцу моему, когда я понял, Влад - ревнует,
Хотел бы быть на месте он моём, но нет и произносит зло он в суе.
* * *
Любовь скатилась по причалу, бежала мне на встречу,
Но только ветер донёс крик её, когда автомобиль
Небрежно сбил мою невесту.
* * *
И вот в больнице я. Опорники теперь мы оба,
Но не кляну тебя, судьба, любить я буду вплоть до гроба...
Невыносимо только лишь, что Влад так холоден с моей невестой,
А, впрочем, унесёт его "любовь" лишь ветер, тот, что принёс мне Ларин крик...
А мы одни, одни на свете, и наша боль соединила нас.