Олег Рязанский?

Сак Тан
 ИСТОРИЯ С ИСТОРИЕЙ:изменник ли

                О л е г  Р я з а н с к и й ?

 

                Тебя призвал на  брань святую,

                Тебя  Господь наш полюбил,

                Тебе дал силу роковую,

                Да сокрушишь ты волю злую

                Слепых, безумных, диких сил…

                О, недостойная избранья,

                Ты избрана! Скорей омой

                Себя водою покаянья,

                Да гром двойного наказанья

                Не грянет над твоей главой!

                С душой коленопреклоненной,

                С главой, лежащею в пыли,

                Молись молитвою смиренной

                И раны совести растленной

                Елеем плача исцели!

                И встань потом, полна призванью,

                И бросься в пыл кровавых сеч!

                Борись за  братьев крепкой  бранью,

                Держи стяг божий крепкой дланью,

                Рази  мечом – то  божий меч!

                А. Х о м я к о в. «России».

 

Великий князь  Олег удостоен чести  быть изображенным на древнем гербе Рязани и Рязанской губернии. Есть  изображения на иконах: местночтимые князь с супругой. Полвека  Олег Иванович  княжил на Рязанщине…

                С другой же стороны, некоторые летописцы  обвиняют его в

 предательстве и измене. Эти обвинения перекочевали в солидные  фолианты…  Постараемся  выработать свою точку зрения на весьма и весьма  сложную, противоречивую  проблему…

Обратимся к книге «Празднование 800-летия  (1095-1895) г. Рязани  20-22 сентября 1895 года. Издание Учёной Архивной Комиссии. Под  редакцией С.Д. Яхонтова. Рязань. Типография  Губернского  правления. 1896».

Любопытны    аргументация и выводы  статьи  (на основе доклада) «Олег Иванович, великий князь Рязанский»:

«Северные летописцы в своих летописях охулили  знаменитого Олега; они находили его робким, малодушным, слабым, приходящим от всего в трепет, плачущим, не знающим что делать, велеречивым, преждевременно созревшим в пороках, жестокосердным, изменником и советником дьявола. Да, всё это наговорили, хула эта лежала на знаменитом Олеге несколько веков, но всё, что сказано северными летописцами, сказано ими неверно, сказано пристрастно, - правда вышла, хотя через несколько веков, - но вышла во всём блеске, когда факты осветились беспристрастным светом. Олег оказался энергичным, храбрым, умным, умом гибким и, скажем, хитрым, но хитрость в те времена считалась высшим достижением ума, с душой   возвышенной в известные серьёзные моменты его жизни. Он оказался любимцем княжества и признан знаменитым».

Примем во внимание  аргументацию  и  логику  исследователя: «Как все удельные князья, так и Олег сперва стремился только увеличить свои  владения… Сознания национального единства, которое заставляло бы Олега радоваться и льнуть к окрепшему заметно центру - Москве, тогда ещё ни у кого не было, всякий думал исключительно только о своем княжестве»…  И - далее: «Олег не участвовал в Куликовской битве, - не понимал, скажут, того громадного значенья, какое битва могла иметь для общего дела России, он оставался в пределах узкого понимания совершающихся событий, - но что же делали князья Новгородские, Смоленские, где был князь Нижегородский, зять Дмитрия? и кого из них в битве не было. Их не  только не было, но они ни в чём не участвовали в успехе этой  битвы. А Олег? Олег, полон любви к русским, хитрил, - хитрил так, что без его хитрости может быть померкла бы слава Куликовской битвы. Ведь был момент, в исходе битвы, когда погибла масса русских, они уже ослабели, их стрелы дождём не лились, как было в разгаре битвы, мечи их грозной молнией не блестели, войска Мамая их отрезали от пути Донского, притиснули к р. Непрядве, отбили знамя черное с ликом Божественным Христа, которое Дмитрий взял в поход с собою, как главную свою защиту, - ещё минуты и силы азиатов могли бы силу русскую в конец измять и победить».

В аргументации, призванной  снять  с  князя Олега  обвинение в «изменничестве», есть определённый  резон: «Ведь, возразят, спас запасный полк, который был прибережен вдали от битвы, - да, это верно, воины засадного полка, как соколы  спустились быстро на татар, и их заставили бежать с ужасным страхом. Но что мог сделать засадный полк, если бы Ягайло, могучий литовский князь, появился с своими свежими полками, - засадный полк не спас бы русских от татар, и не было быть может их победы на Куликовом поле. Кто же задержал его вдали от Куликовской битвы, ведь он был на сутки только ходу от неё? Кто задержал.

Олег рязанский. Олег скрывал умно-искусно от Ягайло, где был с  войсками  Дмитрий. Не даром  же литовский князь был вне себя от гнева, когда он догадался, что сделал с ним Олег, - не даром же он злобно повторял: «никогда же убо бывша Литва от Рязани учима, ныне почто аз в безумье впал». Кончилась Куликовская битва и на горе громадной, подобной которой уж не будет, горе из русских и азиатских трупов, воссияло знамя русское с крестом, а знамя лунное татарское легло ему в подножье на века. Сотни тысяч народа русского ласкали Дмитрия своими благодарными взглядами, а Олег Рязанский осыпался пренебрежением и бранью, - никто, кроме своих рязанцев, не понял тогда тех его тонких гибких действий, которые помогли ему спасти Рязань, а Дмитрию на веки имя дать Донского» .

  … Беспристрастное  время  «реабилитировало»  великого князя Рязанского.  Оказалось, что в основе  деятельности  этого  человека было служение делу  справедливому, на пользу Отечеству направленному:  «Олега нет, ушёл он в неведомую даль, но брошенные им от сердца семена, при вечном мире и любви из рода в род, взошли могучим пышным цветом, когда понадобился этот цвет России.

Москва, с которой Олег  так  родственно сошёлся, с которой мир и любовь из рода в род установил, когда она страдала, лежала в пепле от врагов, она из первых увидела рязанца, который быстрее всех спешил спасать от гибели её, то был рязанский думный дворянин, начальный русский человек - Прокопий Ляпунов, тот Ляпунов, к которому лишь одному  тогда с доверием стекались русские в Москве, спасать Россию…».

Рязанский священник  Дмитрий  во время бедствия Москвы воодушевлял  князя Пожарского: «Князь не страшися смерти за отечество и веру».

Автор   исторического  исследования, произносивший свой доклад в присутствии  знаменитого     учёного-отчизноведа Д.И.Иловайского (уроженца Раненбурга),  напоминал  о том, что великий Пётр Алексеевич  говаривал: «А о Петре не ведайте, что ему жизнь - не дорога, только бы жила Россия». В.Буймистров констатировал: «Пётр был сын рязанской боярыни Натальи Кириловны Нарышкиной. Царица своему Петру много отдала душевных качеств, которые помогли ему свершить великие дела; свои же качества царица, хотя не все, но многие, в земле  рязанской воспитала. Когда она скончалась, в письме Великого Петра к сподвижнику его звучало горе и тоска души; тоска такая, что могучий Пётр в строках письма не в силах был изобразить, какая это мать была. Беду свою и печаль, писал Великий Пётр, я глухо объявляю, о которой подробно писать рука моя не может, пусто же и сердце».

Завершая свой доклад  на  торжествах по случаю 800-летия Рязани, В. Буймистров   произнёс: «Рязанец! кто б  твой предок ни был - боярин, духовное лицо, торговый человек, или слуга, как прежде называли, христианин, ты  можешь радостно и смело в прошлое своей рязанской родины глядеть; там, в прошлом, предки всех равнялись в усердной службе родине своей, - там предки всех сливались в горячей любви к ней. Живи же в памяти народной из  рода в род, из века в век, Олег, Великий князь Рязанский, знаменитый, и с ним всё, что было славного и дорогого из прошлого земли рязанской, на благо и славу нашей общей родины - России!»

 

 

                Рязанцы  на поле  Куликовом

         ……………………………………..

Крупный рязанский  знаток древностей Л.В. Чекурин  в книге «Историческое краеведение. Историография  и  источниковедение» ( Москва, изд-во Московского института культуры, 1991)  главу вторую назвал «Летописная и литературная традиции  освещения московско-рязанских отношений». Исследователь напоминает, что Рязань лежала на пути татар в северо-восточную Русь; полтора века Рязанская земля граничила с Литвой и в союзе с Москвой участвовала  в борьбе за возвращение западных русских земель. Отношения  Москвы и Рязани сложны и полны  противоречий.

                Не все летописцы, подобно пушкинскому Пимену  из Чудова монастыря, спокойно, мудро, без предвзятости  излагали  события. В ряде летописей и литературных  источников  проглядывает  «неистовая» тенденциозность. Всё, что не было выгодно  московским  князьям, изображалось  с откровенной негативностью. Тех же  рязанцев  аттестовывали необъективные  авторы как «полоумных, безумных людищ, аки чудовищ» («Падоша мертвые как снопы, аки свиньи  заклане бывша»).

                Л.В. Чекурин констатирует: «Олег Иванович был яркой, но сложной  и противоречивой  политической фигурой. Он не раз ставил интересы своей вотчины Великого князя Рязанского выше интересов русской земли… В московском летописании, отражавшем общерусскую точку зрения, линия поведения Олега не могла  не вызвать осуждения. В «Сказании о Мамаевом побоище» он рисуется только черной краской, отождествляется с враждебным отношением к русской земле. Но как бы ярко не была нарисована его фигура, усобицы с его участием, их зримое осуждение не должны заслонить объективного процесса объединения Руси, которое шло далеко не гладко, той роли, которую сыграла на протяжении ряда десятилетий Рязанская земля,  выполняя роль щита Северо-Восточной Руси».

                Современный рязанский учёный  обращается к «Задонщине», где в числе погибших  названы семьдесят рязанских бояр ( больше, чем бояр других земель).

Процитируем наиболее  примечательную  аргументацию исследователя: « Историки и литературоведы не раз обращали внимание на вопрос: почему рязанских бояр, которым летописи вообще отказывают в участии в битве, оказалось всего больше среди жертв, понесенных Русью. Автор «Задонщины» выше княжеских усобиц. Перед взором человека, умудренного опытом, глубоко знающего современность и историю, стояла разоренная русская земля. Прежде всего его родная земля. Каждые 10-15 лет, а в отдельные десятилетия и чаще  сжигались и возрождались вновь Переяславль, Рязань, Пронск. Не один татарский набег бесславно заканчивался  в рязанских землях. Если бы историки сумели подсчитать, где погибло  больше всего народа в период татарского ига, ответ был бы однозначный: в пограничной со степью Рязанской земле. Как  же не упомянуть земли, столь много пролившей крови, в поэме о великой битве и победе над татарами. Вот и появились, как бы продолжая сюжет о великой борьбе с татарами  в заключительных строках повести 70 рязанских бояр. Семьдесят в повести - число не конкретное, это поэтический образ. Это число повторяется в повести трижды: «семьдесят  бояр» и отважные князья назначены воеводами в войске московского князя, царь Мамай с девятью ордами и семидесятью князьями пришёл на Русскую землю.  70 тысяч латников привели на поле москвичи, 70 тысяч - новгородцы.  Семьдесят  бояр погибло и рязанских. Очевидно, этим реальным числом автор подчеркивал просто большое количество. Кстати, 70 витязей погибло и на Калке, среди которых был выходец из Рязани русский богатырь Добрыня Золотой пояс».

                Напомним  читателям-землякам  об участии  в Куликовской  битве  ельчан,  дружины князя Фёдора Елецкого  (Елецкая земля  входила тогда  в состав  великого княжества Рязанского).

Теги события: Дистанц-лекторий МТОДУЗ ВВШахова Великий князь Олег Рязанский
Поделиться 0 0 0