Казинет

               

В нашей деревне так
много проживает хороших людей, что о каждом в отдельности можно написать целую
книгу. Мне же хочется коснуться жизни некоторых, которые по каким-то причинам
больше всех остались в памяти.

Жил у нас в деревне
Алексей Оленин, имел прозвище – Казинет. Что означало это слово, вряд ли кто
мог сказать. Казинет, и всё! Вот уж кто точно имел беспрекословное уважение.
Человек он был очень спокойный, роста
выше среднего, худощавый, при ходьбе чуть сутулился. Ходил медленно, как
будто каждый шаг стоил ему денег. Если посмотришь ему в лицо, то сразу
обращаешь внимание на глаза. Они имели небольшой разрез, как бы чуть-чуть
суженные, и, казалось, что в них постоянно таится улыбка, будто бы о чём-то хотят
сказать. Казинет обладал уникальным чувством юмора. По вечерам около его дома
всегда собиралась толпа мужчин и молодых ребят. Мы же всегда и везде следовали
за обществом. Недалеко от дома Казинета жил Гришка. Собираясь у дома Олениных, мужики непременно под любым
предлогом приводили с собой Гришу, который был великим рассказчиком. Если его
понесло, то это надолго, и остановить  было уже невозможно. Если заходила
речь   о рыбалке, то рыба у него была по
меньшей мере метровая, если об охоте, то лиса или с двумя головами, или с двумя
хвостами, а уж размер… Здесь и саженя не хватит, чтобы вымерить. Мужики,
покуривая "козью ножку" и пуская её по кругу, подхваливали его. В это
время Казинет, вроде бы недослышав, спрашивал:

– Гриш, а голова-то
лисы в мешок влезла?

– Какой там! Пришлось
замотать плащом, взвалить на плечо, а хвост ещё на два метра за мной по земле
тащился.

– А что же ты её
стрелял или палкой лупанул?

– Не, по буграм
загонял. Она сигала-сигала, да и окочурилась. Я ее и обседлал.

– А зайца с мамонта
ростом ты надысь откуда припер?

– Дык, я иду мимо леса,
а он сидит. Я его хвать за уши и в мешок.

– А что ж он привязан
за дерево был?  Вот ты везучий. Я пойду
на охоту – приду пустой. Пойду на рыбалку, рыба всех червей сожрёт, и опять
пустой. А ты везучий!

Гришка хорошо знал
Казинета, знал все его козни по отношению к нему, но подловить его было на чём-либо
бесполезно. Он так умеючи мог выйти из любой ситуации, живым и невредимым.
Мужики падали от смеха, а Казинет с серьёзным видом продолжал беседу , только уголки глаз выдавали , показывая, что он изнывает от смеха,
но сам внешне был непреклонно серьёзен.

– И вправду ты, Гриш,
везучий. Тебе и зайцы попадаются сидячие, а мне всё какие-то шальные, как
лупанут по полю, только хвост мелькает.

– Дык, это уметь надо
охотиться.

– Да-да, у хорошего
охотника и палка стреляет.

– Что верно, то верно.

Казинет был душой
компании. Его юмор был изящно тонок и остёр. Он не был ехидным, но мог так
пошутить, при этом сам оставался всегда серьёзным, а слушатели падали, держась
за животы от смеха, а из глаз брызгали во все стороны слёзы. Он долго засиделся
в женихах. На вопрос, почему не жениться, всегда отвечал: "Жду
королевишну".  Женился уже за
тридцать. Жену кто-то сосватал. Она не была писаной красавицей: рыжеволосая,
обычной внешности, но имела очень добрый и покладистый характер. Казинет всегда
по-доброму подшучивал над нею. Она к этому быстро привыкла, кажется, ей даже
 нравилось. Однажды Оленины  решили съездить в Москву к
родственникам. Лёша уже был несколько раз в городе, знал, как себя вести в
метро, да и вообще был "продвинутым" товарищем. Жена же его, Зинаида,
дальше села нигде не была. Очень уж ей хотелось побывать в Москве. Она много раз
просила мужа об этом, но всё как – то недосуг было. Алексей любил жену, в один
прекрасный день объявил , что они едут в Москву! Из этой поездки он, как всегда,
сделал юмористическое приключение. Перед тем, как ехать -  инструктировал :

– Ты, Зин, гляди, в
Москве вор на воре и вором погоняет.

– А как же туда ехать –
обчистят?

– Може и обчистят, кто
знает?

– А что же делать?

– Больше всего в метро
грабят.

– А что такое метро?

– Ну, ты совсем
темнота, это лестница на колёсах.

– Как на колёсах?

– Вот так, станешь и
поедешь.

– А колёса кто крутит?

– Током, темнота!

– Ой, совсем ты меня
запугал, а если долбанёт, током-то?

– Только тебя и ждут,
чтобы долбануть. Ты, главное, гляди, как станешь на лестницу, чтоб вокруг
тебя пусто было, если рядом близко народ – это жульё, отгоняй от себя.

Через несколько дней
они уехали. Вернувшись, он рассказал всю комедию до конца. В поезде ехали
спокойно, но Зинка всю ночь не спала, каждый, кто проходил мимо их купе, был
для неё потенциальным вором. Она тут же трогала рукой то место на груди, где
привязала, потом ещё пришила и для пущей надёжности пристегнула на булавку,
завёрнутые в тряпочку деньги. Потом, рукой пошарила в темноте под полкой,
проверяя, лежит ли там мешок и стоит ли сумка, связанные ею

 
для надёжности  между собой
платком да ещё привязанные  к ножке
стола. Лёша умирал внутри от смеха, но её серьёзно наставлял:

– Гляди в оба.

– Дык итак гляжу, а
они-то так и липнут.

– Кто они-то?

– Дык воры!

– А… Ну да, ну да. Будь
начеку.

Благополучно сойдя на
перрон, жена перекрестилась, поблагодарив Бога, что сохранил её добро, не
допустил бесчинства. Лёша нёс сумку, она была тяжёлая, а мешок, в котором были
две пары валенок и детская подушка, достался Зине, потому что он был лёгкий.
Войдя в метро, Лёша благополучно прошёл, а жена замешкалась, и турникетом её
мешок прищемило. Она подняла  крик:
"Ой, люди, гляньте, воруют! Отдай, что тебя черти привязали ко мне! Там
нету ничего дельного и съестного, одни валенки! На кой ляд они тебе
сдались!" Но турникет не отпускал. Она причитала: "Чтоб ты подавился
ими, где ты их носить будешь? Тут зимы-то нету!"

Лёша стоял в стороне,
зная, что ничего страшного нет, что сейчас подойдёт дежурный, нажмёт кнопку и
отпустит сокровенный мешок. Ему хотелось, чтобы она на всю жизнь запомнила эту
поездку и больше не просилась. Дежурный нажал на кнопку, Зинка выхватила мешок,
зыркнула недружелюбно на дежурного и отбежала.

– Говорил же тебе,
гляди в оба!

– Где же тут углядишь,
вор на воре…

– Ты на лестнице
смотри, чтоб рядом никого не было – обызрют.

Подойдя к эскалатору,
Зинка засмотрелась и приостановилась. Лёша её подтолкнул вперёд, а сам немного
задержался, чтобы сверху лучше было видно, как его длаговергая будет махать мешком,
расталкивая вокруг себя народ. Она схватилась мёртвой хваткой за поручни.
Было около восьми часов утра. В это время людей в метро едет огромное
количество, поэтому со всех сторон её обступили плотным кольцом. А муж ещё
перед тем, как она ступила на эскалатор, шепнул ей: "Гляди, схватят мешок
и убегут". Бедная женщина одной рукой продолжала цепко держаться за
поручень, мешок держала за спиной. Оглядевшись, что кругом, плотно прижимаясь к
мешку и к ней, стоят люди, она начала нагибаться назад, чтобы оттолкнуть от
себя сзади стоящего. Мешок впился в лицо мужчине, он недовольно толкнул Зинку,
которая резко наклонилась к впередистоящему мужчине.  Тот повернулся и что-то сказал ей. Она
схватила мешок со спины и кинула его на перила, которые находились за
поручнями. Мешок поехал рядом с нею. Дежурная, увидев это, строго через
громкоговоритель сказала, чтобы его срочно убрали.  Схватив свою ношу и прижимая к груди,
обняла мешок двумя руками, с недоверием оглядываясь по сторонам. Люди с
удивлением и осторожностью стали отходить от женщины.  Вся мокрая от пота,
который появился от сильного волнения, с выбившимися из-под платка волосами
имела вид истерзанный и измученный. Лёша смотрел сверху и думал: "Всё,
Зинка отъездилась по «Москвам!» Шабаш!

Подойдя к дому, где
жили родственники, Лёша показал ей на шестнадцатый этаж, объяснив, что им туда.
Жена закрестилась, запричитала.

 – Какой же анчихрист построил это, как туда
добраться? Это ж надо целый день туда идти!

– А куда нам спешить?
Мы в гостях. К вечеру дойдём, чайку глотнём, да спать ляжем.

– То-то у нас в деревне
красота, выйдешь – и земля, а тут, случаем, не туда выйдешь, и готов!

– Да,  гляди окна с дверьми не путай, а то будет
тебе Москва!

Лёше очень хотелось,
чтобы на жену произвёл незабываемое впечатление удобства и комфорта - лифт. И
вот, подойдя к "чуду техники", он, как волшебник, нажал на кнопку,
послышался скрежет – лифт спускался сверху, а сам в это время инструктировал
жену.

– Сейчас зайдём в ящик,
ты молчи и не шевелись. Боже упаси, мысли плохие в голове держать.

– А что это будет?

– Лифт.

– Лифт? Что такое лифт?

– Ну… Это ящик на
колёсах, типа гроба, только стоишь.

– Тьфу ты. Я туда не
полезу.

В этот момент двери
лифта резко открылись, и Лёша легонько подтолкнул жену туда. Она молча смотрела
на него, показывала пальцами на глаза и поворачивала рукой туда-сюда. Муж поднёс
свой палец к губам, что означало – молчи, а сам наблюдал. Она,
бедная, покрылась крупными каплями пота, глаза смотрели в одну точку, руки, как
солдат, держала по швам. Из-под платка выпала прядь волос и закрыла ей глаз, но
 не шевелясь и не моргая, смотрела в одну точку. Когда дверь лифта
открылась, не зная, что делать, с ужасом посмотрела на мужа. Он тихо
шепнул: "Выходи". Вылетев стрелой из лифта - закрестилась.
Лёша, смеясь в душе, спросил:

– Что ты рукой махала?

– Хотела спросить,
головой-то можно крутить?

Лёша задумался, чтобы
показать значимость и опасность поездки, несколько секунд посмотрел в сторону
лифта и многозначительно сказал: "Не желательно".

 Повидавшись с роднёй, отобедав и отужинав, они
легли спать. Муж наблюдал, как жена ворочается и не спит, но молчит. Уже к
утру он, проснувшись, спросил:

– Ты  не спала?

– Нет, глаза хоть
выколи.

– Вот глупая! Спи!

Немного помолчав,
вкрадчиво спросила:

– А что же мы опять в
гробу поедем?

– А то!

– Тьфу, на эту Москву!

– Ты же просилась…
Москва, Москва…

Зинка замолчала, в
голове у неё путались мысли. Больше всего она хотела быстрее попасть к себе в
деревню, где так хорошо и привольно, где зелёная трава обжигает ноги приятным
холодком по утрам, где роса, отражая солнечные лучи, сияет, как бриллиант, где
запах сена и крик петуха поутру заставляют в сладостной истоме пребывать весь
день. Она всё это видела ежедневно, но только сейчас поняла, что нет лучшего
места на земле, чем её Знаменка: "Подумаешь, Москва! Снуют люди, как муравьи,
всё куда-то бегут, друг друга не знают. То-то у нас в деревне, все знакомые,
все здороваются, а тут…". Себе она дала зарок: в Москву – ни ногой!

Приехав домой, Лёша
частенько спрашивал:

– Зин, можа в Москву
махнём?

– Боже меня сохрани! Я
еле ноги оттуда унесла! Избави, Господь!

– Ну, гляди! Если что,
скажешь.

Добрый юмор этого
человека вспоминается с теплотой и уважением. Он умел шутить. Это дар, который
даётся свыше.