Проносится в лодке по белой реке…
Отмычка от вскрытых небес в кулаке.
И кажется, будто внутри их
рубиновый зарится прииск.
Там боги, как пенку, корундову кровь
снимают с поверхности бурной, что вровь
с краями исполненной чаши,
над солнечным диском кипящей.
У Сурьи забота – серебряный дом
на севере тихом, под хрустким щитом,
где каждое слово, что иней,
вхрусталится в отблеск рубиний.
Хрустит нарисованный путник в горсти.
У Сурьби забота – туда донести
стекляшек (мешочек заштопан)
от детского калейдоскопа.
Ему нарисованный путник сказал:
«Я б север и юг воедино связал,
но странно испытывать душу
во имя невинных игрушек.
Ты дай мне клинок, опаляюще ал, –
я знаю, где вставить его между скал,
чтоб жар его каждое тело
заставил достигнуть предела».
«Зачем тебе это? – ответствовал бог, –
Я строки слагаю, и ты между строк
моей нарисован поэмы,
тебя затереть – не дилемма».
«Сотрёшь меня наземь с небесного льда –
вотрётся там в каждое сердце беда,
истрёшь о себя – ещё хуже…»
«Порву тебя! Вовсе не нужен!»
…И падали тихо, как страхи глухих,
на землю мельчайшие слова клочки –
и мир сотрясало в предстрочье
поэмы, разодранной в клочья…
Проносится в лодке по белой реке…
Душа без предчувствий горит в кулаке…
Вода золотится, как соты.
У Сурьи – другие заботы.