Этот "Сон" прямо, на мой взгляд, примыкает к теме «Валерика», поэтому я вновь «перескочил» даты…. Об этом творении столько восторгов высказано, что на два эссе моих хватит. Но всё-таки попробую. А для начала спечатаю со своего тома этот «Сон»:
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.
Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом.
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня – но спал я мертвым сном.
И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор весёлый обо мне.
Но в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;
И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В груди его дымясь чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей.
Это творение я давно когда-то выучил наизусть "и часто и страстно" читал себе вслух". Да, оно – истинное чудо Творения, и многие до меня были «того же мнения». В комментах в том же томе сказано сухо: когда, где, что с ним перекликается-де.
В огромной «Лермонтовской энциклопедии» ему посвящены два столбца довольно мелкого шрифта. Сказано о восторгах Белинского, которых относил «Сон» к числу «значительнейших» творений Поэта. И даже «Н.Г. Чернышевский приводит это стих.-ние как пример истинно прекрасного в поэзии.
Поэты начала 20-го века видели в ст.-нии некое мистическое видение Поэта, пророчество, чем и восхищались. И я, грешный, кое-что заметил, чего, видно, не заметили те корифеи. Так, много и восторженно говорилось о поэтическом совершенстве, о размеренном чекане строк и проч. Но на мою долю осталось-таки то, что я давно отметил еще в моем «Введение в стиховедение.2».
Берусь утверждать, что здесь Поэт погружен в атмосферу Кавказа настолько, что предстает именно джигитом, смертельно раненным в бою. Из чего сие следует? А вот строки про то, как жены ведут разговор веселый о нем. Веселый, восторженный, хвалебный – надо думать. А что за жены-то сидят за вечерним пиром? Да уж не петербургские дамы: украшенные цветами и веселящиеся где-то уж не в хоромах.
Поэт вновь слит с милыми его сердцу горскими храбрецами! А насчет пророческих строк, так в ранних его стихах таких «предсказаний» было не счесть.
А теперь о поэтическом совершенстве строк…. И тут я просто скопирую свои изыскания по этой части:
Здесь ритмическая магия (основа всякой музыки) заключена в поэтических паузах: каждая строка как бы состоит из двух полустрок, разбитых по строгой метрической мере. Действительно:
В полдневный жар (4 слога) … в долине Дагестана (7 слогов)
С свинцом в груди (4 слога) … лежал недвижим я (6 слогов);
Глубокая (4 слога) … еще дымилась рана (7 слогов)
По капле кровь (4 слога) … точилася моя (6 слогов).
Лежал один (4 слога) … я на песке долины (7 слогов)
Уступы скал (4 слога) … теснилися кругом (6 слогов)
И солнце жгло (4 слога) … их желтые вершины (7 слогов)
И жгло меня ( 4 слога) … но спал я мертвым сном (6 слогов).
О музыке стихов Пушкина написаны сотни работ литературоведов, но сейчас нам будет кстати книга очень известного знатока русской литературы В.В. Кожинова, тонко и глубоко чувствующего силу классической поэзии. Книга эта называется «Как пишут стихи», и вышла она в 1970 году в Москве. У книги есть и подзаголовок: «О законах поэтического творчества». Так вот, разбирая гениальное стихотворение Пушкина «Я вас любил…», Кожинов тоже говорит о четкости пятистопного ямба, но и о паузах, которые в литературоведении называются «цезура» (ударение в этом слове — на втором слоге). Далее я цитирую (с. 26):
«Прочитаем стихотворение, отмечая для себя ударные слоги и цезуры:
Я вас любил: / любовь еще, быть может,
В душе моей / угасла не совсем;
Но пусть она / вас больше не тревожит;
Я не хочу / печалить вас ничем.
Я вас любил / безмолвно, безнадежно,
То робостью, / то ревностью томим;
Я вас любил / так пламенно, так нежно,
Как дай вам бог / любимой быть другим.
Итак, стихи Пушкина предельно стройны и организованны с ритмической точки зрения. Конечно, само по себе это еще не является свидетельством искусности поэта. Чудо искусности обнаруживается в том, что при всей стихотворной упорядоченности и организации речь поэта совершенно естественна».
Если мы у Лермы посчитаем слоги до цезуры и после нее, то и здесь получим: 4—7, 4—6, / 4—7, 4—6/ 4—7, 4—6, / 4—7, 4—6. Что же у нас вышло? Два совершенно различных стихотворения, написанные в разное время и разными поэтами, имеют одну и ту же ритмически-музыкальную структуру. Лермонтов как бы «списал» у Пушкина. С точки зрения ударности пушкинская строфа выглядит как 2, 4, 6, 8, 10 (первый стих); 2, 4, 6, —, 10 (второй стих) и т.д. — пятистопный ямб, а лермонтовская — как 2, 4, 6, —,10 (первый стих); 2, 4, 6, 8, 10 (второй стих) и т. д. — тот же ямб.
Вот собственно и всё про это Чудо Поэзии. Еще раз подчеркну: этот «СОН» велик для меня и кавказской темой, и русской музыкальностью строк.
Почитайте, попойте его, пообщайтесь с Поэтом и Композитором Лермой, и он услышит вас.