Нет времени для «любить», но много для «сомневаться».
За рёбра зашит рубин (от блеска немеют пальцы):
Он вроде бы как горит и, кажется, даже светит —
У лестницы в сентябри я медлю, хватая ветер
Иссушенным жаждой ртом: чего я хочу? не знаю.
…Сожги меня под мостом, кого-нибудь согревая.
Развей меня выше гор, где дышится слишком сложно.
Представь меня как простор — и втисни его подкожно,
Представь меня с ноготок — и вырасти в хризантему.
Пусти мне по венам ток… А впрочем, он там всё время.
Он вроде бы как идёт и даже не убивает:
смертелен любой исход, а выгляжу как живая.
Но только не каждый жив, кто боек и надоедлив.
У лестницы в сентябри я каждое лето медлю,
Не зная, куда и как, зачем, и к чему, и как же…
Но если предсказан шаг и сердцу тут не прикажешь,
И если судьбу творим мы сами, того не зная,
То чёртовы сентябри однажды меня сломают
И после — поверх рябин, под ливень многоголосый
Растает в руках рубин, стекая сквозь пальцы в осень,
А ток прекратит бежать по венам, от страха ломким.
Я — кончик карандаша. Узор на краю тесёмки.
Я с краю и малость за: недолго висеть осталось.
За рёбра зашит вокзал — там столько перебывало,
Что мест не хватает всем. Я рвусь на куски по шрамам…
Букетиком хризантем вручи меня самым-самым,
А пару себе оставь — поставь умирать на столик,
Ведь правда, она проста: чем дольше ты дружишь с болью,
Тем проще о ней забыть, смириться и даже сжиться.
За рёбра зашит рубин, по форме похож на птицу —
Но знают календари, что птицам — я лгать не буду, —
У лестницы в сентябри
пора
улетать
отсюда.