"На меня косится дождь, даёт ли это право мне его назвать косым?
Я предводитель стада,
мы - отпущения козлы."
Эти строки вцепились мне в мозг,
Словно ротвейлер яростный в кость,
Строки, строки, строки, строки,
"Как вам тут спалось?"
Я под дождём идя, не прячу лица,
Пальцами одежду теребя,
Вспоминаю предпосылки конца.
Свита веревка, доски сложены,
Тут виселица.
И "Все достали
В пейджер сотни кассет поставил,
Не стыкуются мысли совсем пазами,
Зачем меня, когда упал в бассейн, спасали?
Крик и слёзы.
Нервы никчемно протеряны.
Пик курьёзов.
Курьёзов, что бьют по темени."
Я снова в порыве злости ударю по стенам,
Вновь буду кричать, загибаясь от боли, между волокон серых.
Будто бы проклятие послала какая-то ведьма,
И мы тонем с ним в пучине, камнем прикованы вЕдь мы.
Атрофировались нервы,
Когда-то я стану первым,
Кто пустив пулю в висок,
Окрасит красным
ненапрасно
зеленый лес Шервуд.
Снова голоса шепчат,
Снова не чувствую руки,
Снова в тумане потерялись
Мои маяки.
И как проливом реки,
Омою берега раковины кровью.
Понял то, о чем твердят старики,
Почему называют сукой любовь, и
Я опущусь на дно души,
Прикрывшись из ненависти пледом,
С таким потоком жизни,
Мне никогда не стать пожилым дедом.
Никогда не был любимчиком,
Потому отнюдь не избалован.
Верил в широту своего счастья,
Но я, видно, узколобый.
Немеют руки,
Немеет тело,
Я в окружении подделок,
И убиваю себя изнутри
так рьяно-умело.