Дядька живет где-то посреди дач. Дом его странный - будто вагон притащили и бросили без колес. Зеленая облупившаяся краска покрывает кое-где залатанные стены. Вокруг раскинут небольшой участок: немного овощей, колодец с деревянной крышей. Забор старый, покосившийся. Сразу видно, что воров тут не боятся.
Стены, обклеенные желтыми газетами - словно впитали запах табака. На одной - плакат с Высоцким, на другой календарь с какой-то женщиной. Очень старый и желтый, даже год не разобрать. Окна мутные, рамы такие... как в поездах.
На столе тоже газеты. Иногда дядька достает свежие газеты, раскладывает на них помидоры, огурцы, соль. Достает завернутую в газету сухую колбасу и теперь пахнет еще и колбасой. У дядьки непременно живут две-три мухи, причем кажется, одни и те же.
Странное дело - дядькины морщины. Когда дядька улыбается, сперва кажется, будто он собрался плакать. Такие вот, универсальные морщины, подходят для всего. Еще у него седые усы, светлее чем кожа - она темная, как земля. И при этом дядька не страшный, совсем. Зовет нас странно - "Чижики, Бесята". "Бесята" - вообще-то обидное прозвище, но у дядьки оно получается иначе, не обидно совсем.
Бывает, просим - дядь Сереж, расскажи что-нибудь. И дядька рассказывает свои истории. Про обыски, про какую-то Татьяну. Иногда его глаза смотрят куда-то, поверх наших голов, и кажется, будто дядька рассказывает не нам, а самому себе.
Каждый год дядька на месте, в своем домике, будто сторожит лето. Ближе к осени мы разъезжаемся и он машет нам, когда мы идем мимо его участка. Если оглянуться, еще долго виден дымок от костра, на котором дядька сжигает листья и сорняки.
А, как-то, приедешь на следующий год - нет дядьки. У соседки спрашиваешь:
- Здрасьте, а Сергей Ильич где?
- Да он и не приезжал в этом году.
И в следующем дядьки тоже не будет. А потом вдруг приедут какие-то люди на новых машинах, уберут дядькин вагончик и начнут строить дом.
Эх, дядька, куда же ты уехал? Возвращайся скорее, охота посидеть и истории твои послушать. Пусть даже и про обыски.