Я родился весной в большой семье. Нашего папу звали Ствол, а маму Ветка. Папа был немного суровый, и когда мы весело трепетали на холодном весеннем ветру, стараясь побыстрее сбросить одежонку - липкие противные почки, он недовольно гудел, глядя на наше озорство. А мама тоже была не прочь поиграть, но крепко держала каждого из нас за ножку.
Вскоре жить стало еще веселее, теплее и как-то спокойнее. Прилетели птицы и поселились в скворечнике, который был приделан у папы на животе. Мама рассказывала, что в молодости они с папой, как все, были беспечны и легко обходились без собственного скворечника. Но потом им все чаще стали вредить всякие там жучки-паучки, и они забеспокоились о своем потомстве, которое желтело и падало раньше времени. Поэтому папа с мамой очень обрадовались, когда им предоставили скворечник в личное пользование.
Однажды ночью что-то загремело. От этого всё встрепенулось. Сильнее обычного зашумел ветер. Загудел папа. Беспокойно заметалась мама, видимо, испугавшись за нас. А потом сверху полилась вода. Она хлестала по нам довольно больно, но мы с братьями не испугались и не сдались. И когда выглянуло солнышко, то все были в сборе - рядом с мамой. Папа тоже довольно молчал.
Потом такое повторялось часто, и мы привыкли. Но все же каждый раз изрядно трепетали.
Летом я подружился с муравьишкой. Он залазил ко мне и нежился на солнышке, так как я рос почти с самого краю нашего зеленого семейств. Я слегка покачивался на воздухе, и муравьишке было приятно. И мне было приятно, что ему приятно.
Как-то раз его хотел обидеть желторотый скворец. Подлетел к нам и вьется, и вьется, хотя сам и летать-то толком не умеет. Мы сначала с муравьишкой испугались, а потом сообразили и давай его дразнить: то одной стороной повернусь к скворчонку, то другой, то одной, то другой, а муравьишка цепко за меня держится. Пришлось желторотику обратно в скворечник порхать. Хотя, конечно, и его жалко: глупый еще.
К осени я стал отдавать позолотой. Мне это показалось очень красиво, а мама вдруг погрустнела. Муравьишке я, видимо, тоже разонравился - он перестал приходить.
Разочарований добавили скворцы. Сначала они засуетились, запричитали, а через несколько дней покинули свой дом всем семейством.
Однажды пошел дождь. Обычное дело, - подумал я. Но дождь все шел и шел - и день, и два, и… я прилип к маме и качался вместе с ней до тех пор, пока не перестало лить. И вот когда я выпрямился, то увидел, что многих братьев нет рядом. Мама сказала мне, стряхивая с себя капельки дождя, которые были похожи на слезы: «И ты тоже скоро улетишь от меня».
Я никуда не хотел улетать, но промолчал, ведь мама старше и больше знает.
И однажды я почувствовал, что меня никто не держит. Я падал, а вернее, летел куда-то. Вокруг меня были такие же, как я, чьи-то переросшие дети. Мы обгоняли друг друга, взмывали вверх и падали вниз. Это было похоже на какую-то игру, но ни в ком не было того веселого весеннего трепета, мы уже не шептали, а шуршали.
Мне вдруг захотелось обратно - к маме. Очень, очень. Когда закончится вся эта свистопляска, я полечу к ней. Я обязательно найду и папу, и маму. Он у меня такой сильный, а она - такая красивая.