Я уже много где бывала, но ни разу в Праге. Думаю, что много кто туда ездит из любви к телесказкам своего детства, — для меня это тоже причина.
И я бы, конечно, тоже постояла на Староместской площади и посмотрела на орлой. Если он и не главная пражская достопримечательность, то, наверное, главный пражский сказочный символ.
Оказывается, о пражском орлое есть такая же легенда, как о Соборе Василия Блаженного в Москве. Это только одно из вдохновленных им литературных произведений, но, вероятно, самое знаменитое — ввиду распространенности сюжета. Рассказывает легенду Алоис Йирасек в своей знаменитой книге «Старинные чешские сказания», где я ее и прочла.
А так как мне нравятся стихи Дмитрия Кедрина «Зодчие», то небезучастно прочла.
Выяснилось, правда, что легенда не отражает историю создания знаменитых часов, но это вина не автора, а источников. К тому же, сюжет ее, вероятно, потому и стал бродячим, что выражает нечто, выходящее за рамки фактов.
Ниже следует собственный пересказ легенды о пражском орлое из книги Алоиса Йирасека в форме «белого стиха» (:-))). Моя версия к известной истории создания часов имеет еще меньше отношения, чем прозаическая легенда. (Исторический прототип мастера, ставшего героем легенды, не был создателем полностью часов и оформления, а только добавил к ним первый вариант календарного циферблата. Фигуры, украшающие орлой, создавались постепенно).
И я, из сочувствия герою, а также героям «Зодчих», испортила легенду счастливым концом. Из-за которого произведение выросло в два раза. :-)
Притча о пражских часах
О злой награде есть историй много.
Их любят повторять. Одна из них —
О пражском разукрашенном орлое,
Любимых гостем города курантах,
Где каждый час являются фигурки
И в круге тайн небесных ходит стрелка.
Когда народ вздохнул: «Какое чудо!»
Ученые сказали: «Это славно!»,
Засомневался городской совет,
Что мастер не пойдет за лучшей платой
И лучшими часами как-нибудь
Он не украсит щедрую чужбину,
Затмив свой ранний опыт. Ведь уже
Немалая идет по землям слава,
О том, какое диво он построил.
Не положить преграды ей….Признанье
Спрос породит — и жадность. Здраво так
Не по нему, а по себе судили.
И, истинно любя подвластный город,
Радея, чтоб ему не поделиться
Ни с кем забавой, нанятых воров
На ослепленье мастера послали.
Так приказал не царь жестокосердный,
Так лица блага общего решили.
И вновь переживал несчастный мастер,
В своем жилище темном темный сидя,
Воспоминанье, как он видел свет
И согревать, и жечь себя позволил
Мечте об умной прихоти созданье,
О том, что звал он дорогой игрушкой,
Но что считал он делом части жизни,
Ступенькой, на которой устояв,
К сложнейшему он мог бы подниматься,
К сложнейшему, на взгляд недолгий — проще…
Припоминал и светлую он радость —
В тот день, когда порадовался город
И он себе дивился, вдруг признав:
Мой дар — родной земле немного счастья…
Он приказал вести себя на башню,
Как будто механизм часов улучшить
Он захотел, но постояв, простившись
С часами молча, милости прощенья
У них прося, — он выдернул рычаг,
Важнейшую деталь для всей машины.
Не стало чуда. Стало горсткой чуши.
Прибором, слишком сложным для починки,
А значит, не хваленой вещью — хламом.
На месте умер злополучный мастер,
Создание оставил неподвижным.
Сказали: он часы возненавидел,
Раз мог свою работу сам разрушить.
Сказали: он любил их слишком сильно,
Не допустил служить неблагодарным.
Так говорят…но ведь часы исправны,
Идут, звонят и толпы собирают —
А значит, разрушенье устранили,
А то и не губил созданья мастер…
Передают легенду по-другому:
Был осторожней городской совет
И не решился он на ослепленье,
Но, сговорясь с учеными мужами
И зависть их призвав себе на помощь,
Он попытался слепоту иную
На службу тем же замыслам поставить.
Решил: когда часы утратят ценность
В глазах создателя и просвещенных,
То по заказу повторять не будет
Сам мастер оскверненное творенье.
«Нехорошо: соединять премудрость,
Величие небесного движенья
С обычной, право, площадной забавой —
Движением раскрашенных фигурок!
Так мог бы каждый кукольник бродячий
Пытаться толковать о неба тайнах
При помощи своих земных уродцев —
Существенное с наносным мешая,
Возвышенные знанья унижая!
Фигуры здесь в порядке неудачном.
Всего раз в час апостолы проходят,
Пороки — эти видно постоянно:
Врага заморского, тщеславье, скупость.
И смерть стоит, собранием довольна.
Архангел, мудрецы, чье место — ниже,
Осмеяны как будто из почтенья.
Раз в час зовут нас вспомнить добродетель.
Грехам отдать ли время остальное,
Возвысить ли порок над совершенством?
Сколь нравственен прославленный наш мастер!
Нет, только толпам это звать твореньем,
А знающий признает безделушкой».
Так избранные честно говорили,
Все прочие, как повелось, глазели.
Но, действуя умно, перестарались:
Послушав, подивился людям мастер
И странствовать из города ушел.
Как сильно тосковал он — неизвестно,
Известно, что часы еще являлись
В других местах, подобны, но другие.
По-разному они замысловаты,
В веках позднейших есть у них потомки —
Должно быть, хитрый мастер стал бессмертен.
Когда страшит, когда поможет время.
Похвалим тех, кто мог его украсить —
Достойным делом иль хотя бы сказкой —
Чтоб на себя взглянуло в украшеньях,
Решило их пока хранить, не рушить,
И, улыбнувшись, вспомнило к нам милость.
07,09,10.01.2017.
(Скульптуры нижнего яруса, то есть вокруг календарного циферблата, я сперва вообще обошла вниманием. Согласно данным на сайте орлоя, из них прежде всего и одновременно с самим этим циферблатом, вероятно, появилась фигура архангела, а остальные, когда их установили, сначала назывались просто «турками», и лишь позднее им были добавлены атрибуты интеллектуального труда. ;-) То есть в первое время существования часов скульптур «мудрецов» или ученых деятелей на них еще не было. Но для идеи сказки стоило включить в описание и их. Поэтому в сказке часы имеют современные систему и оформление сразу, хотя исторически было не так).