Жертва

- Хейсам Али, сегодня день твоего рождения, ты стал совершеннолетним, поздравляю тебя, и да озарит Аллах твои дни своим благословением!
- Спасибо, Низар. Пусть Аллах будет и твоим проводником к благополучию.
- Люблю, когда в праздник или на торжество собирается вся деревня, это веселье отвлекает от насущных проблем и бед, дает передышку людям. Хотя бы на один вечер все забывают о войне.
- Мне в такие вечера нравится отойти, как мы сейчас, на расстояние и полюбоваться этой идиллией со стороны.
- Вот бы каждый вечер собираться так, представь, как живут люди в Европе, они такое могут себе позволить. Когда стану совершеннолетним обязательно еду туда.
- Как же ты мне надоел этими разговорами о Европе.. Ну и уезжай! А я останусь здесь, в этой бесконечной войне, в этом дерьме и несправедливости. И даже больше, буду отлично себя здесь чувствовать, семью заведу, детей и их воспитаю так же, как воспитали меня, в любви и уважению к своей родине и её истории. Мы сохраним эту страну и сделаем её лучше, а ты уезжай, слабым здесь не место.
- И как же ты это сделаешь?
- Теперь я совершеннолетний, так что родители позволят мне оставить их и я присоединюсь к священным войнам Ислама и прогоню неверных из моей страны.

Вечер закончился, как и закончилось детство. Хейсам Али, поговорив с отцом, заручился его поддержкой, отец всё понимал, в молодости у него был свой джихад. Теперь очередь молодых.
Недостатка в новобранцах не было, помимо вечного наслаждения в раю, за службу платили хорошие деньги.
Нашего героя поселили в одном из многочисленных пунктов сбора. Отсюда людей распределяют по подразделениям и отправляют на войну с неверными. Хейсама поразила многонациональность этого священного войска, хоть и в конкретно его группе были одни местные, в лагере было предостаточно самой разнообразной публики, от негров, до европейцев.

Дни проходили в изнурительных занятиях и тренировках. Хейсаму, как и всем, хотелось скорее попасть на передовую, чтобы доказать силу своей веры и доблесть. И вот, такой случай представился. Ночью их группу подняли по тревоге. Сборы, построение. Неужели вот он, тот волнительный момент и сейчас они отправятся в бой..
Но напоследок, наш герой решил взглянуть на мечеть, вдруг, уже больше не будет никогда такой возможности. Вдруг, первый бой станет и последним? Как и обычно, в трудные минуты Хейсам искал поддержку в религии. Ему это было необходимо, и он рискнул отлучится ненадолго от своего отряда, собирающегося в путь, в надежде, что ему простят небольшое опоздание.
А вот и эти заветные минареты. Мечеть всегда вызывала у Хейсама мурашки по коже. Один только вид этого величественного здания придавал ему сил. Но, вдруг, он услышал какие то голоса внутри, хотя в мечети не должно было быть никого в такой поздний час. Хейсам подошел ближе.
- Нам нужно больше топлива.
- Разве мы мало убили неверных сегодня?
- Мы уже выбрали подразделение, которое заберем.
- Но это уже обученные новобранцы, они готовы для отправки в бой.
- Отлично, они идеально нам подходят, мы заберем их.
Один из голосов был похож на командира лагеря, генерала Хафиза. Хейсам не совсем понял о чем они говорили, но одно он услышал вполне ясно - их сегодня заберут и по видимому, на какую то особую задачу.

Отбор шел мучительно долго, из строя инструкторы поочередно уводили по одному человеку куда то за здания. Хейсам подумал, что это для последней проверки или разговора наедине. Наверняка узнать было невозможно, ведь затем отряд, судя по всему, строили где то в другом месте. Новобранцы смиренно ждали своей очереди.
И вот, наконец, настал черед Хейсама Али. Его провели в какое то здание на отшибе лагеря, усадили за стол. К нему подсел доктор.
- Хейсам, мне нужно сделать тебе укол, это будет совсем не больно.
Хейсам догадывался, что это наркотик, но у него не хватило смелости сказать "нет", раз наш генерал Хафиз здесь, значит, это его воля, значит так нужно, возможно, чтобы меньше бояться в бою или не чувствовать боли.
Игла вошла в его руку и, как будто, пламя растеклось по венам. Он чувствовал, как содержимое шприца пробирается в каждый уголок его тела, как будто вытесняя душу из тела огнем. Он видел он себя, как будто со стороны. Появилось ужасное предчувствие, что напрасно он всё это затеял. Хейсам чувствовал страх и досадное разочарование, сжимающее его сердце.
Подошли ассистенты доктора, в полиэтиленовых фартуках и лицевых масках, начали его раздевать, Хейсам не понимал что происходит, зачем они это делают, но с каждой попыткой противостоять им, он чувствовал, что теряет контроль над своим телом. Его, уже полностью обнаженного, подняли и под руки повели в подвал, туда вела массивная дверь. Хейсаму казалось, что дверь оживает и сама по себе, изменяя свою форму, как будто, втягивается в стену. Его взору предстало темное, освещенное лишь свечами помещение, на стенах символы и надписи, Хейсам не смог их различить. У него двоилось в глазах и казалось, что надписи постоянно меняются, извиваясь, как живые. Посреди комнаты весели цепи, под ними была решетка и сквозь неё, откуда то снизу, нечто подсвечивало помещение слабым алым сиянием. Хейсама подтащили к цепям, и бросили на каменный пол. Разум его бился в протесте, но тело уже не повиновалось. На концах цепей были мясницкие крюки, ассистенты доктора насадили на них руки и ноги Хейсама. Сквозь наркотический туман он видел всё, он до сих пор не контролировал тело, но ощутил в полной мере, как сталь пронзала его сухожилия, как заостренный конец крюка скользил по костям, в поисках выхода. Ему хотелось кричать от боли и ужаса, но вместо этого из его рта вырвался лишь стон и поток слюны. Третий ассистент натянул цепи колесным механизмом, тело Хейсама поднялось, подобно тряпичной кукле кукловода, вызвав новый взрыв боли в его ногах и руках. Хейсаму казалось, что его четвертуют, так мучительна была боль. Ноги оказались сверху, а руки снизу. Натяжением цепи конечности были раздвинуты в разные стороны. И тут он увидел, что один из ассистентов берет в руки бензопилу, запускает её двигатель и идет к нему. Ужас окутал его разум, он снова и снова пытался кричать, пытался вернуть себе контроль над телом, но безуспешно. У Хейсама в голове мысли судорожно сменяли одна другую, он совершенно не понимал что происходит и зачем это всё, но одно он понял точно - это конец. Хейсам успел лишь начать мысленно читать молитву, когда пила, взвыв от начала движения цепи, вонзилась ему в пах, с трудом продолжив своё движение вниз к голове, открыв Хейсаму совершенно новые горизонты боли. Пробитые крюками ноги и руки, по сравнению с бензопилой разрезающей пах, показались лишь щекоткой, его тело горело от боли. Хейсам, захлебывался в потоках крови и содержимого желудка, стекающих по его лицу прямо на решетку. Он совершенно не мог ни о чем думать от боли, но почувствовал, что его сердце останавливалось, избавляя разум от дальнейших мучений. В предсмертной агонии он был рад этому избавлению.

Генералу Хафизу, контролировавшему весь процесс, было мерзко видеть это всё, точно так же как и в бесчисленное множество предыдущих разов. На самом деле, он мог бы и не находится непосредственно в этом подвале, но он чувствовал, что должен всё это видеть, должен мучать себя этими ужасными картинами жертвоприношений, должен поплатиться своим спокойствием и сном за муки этих людей.
"Чем дороже жертва, тем ценнее её вклад" - так говорили новые покровители этой войны. Им постоянно было недостаточно тысяч убитых и замученных в их честь неверных, они всё время требовали жертвоприношений, столь противных самому естеству Хафиза, но он готов был идти на это до тех пор, пока результат от этих языческих ритуалов приносил успех их войне и новые боги благоволили им.
Погруженный в эти размышления, Генерал Хафиз смотрел как кровь со всего помещения стекает в решетку, как в желоб. И ему казалось, что алое свечение, бьющее из под решетки, усиливается с каждой каплей крови, стекающей в нее.