(предыдущий фрагмент "Козак и панночка в любви":
http://www.stihi.ru/2017/08/18/3884.
…Товарищей обвёл поп быстро взором:
сподобились ли все ему кивать?
– Любовь не сочетается с разором,
когда разор чинит для девки мать.
Эх, гарна девка Зося! Не плюгава!
Но крест на ней поставил всё ж. А ну,
кому ещё по вкусу к салу кава?
Сейчас заварим! Зосю помяну…
– Я сам бы с Зосей той не преминул...
...Чего ты, Нестор, лыбишься лукаво?
В глазах твоих укор иль ободряж?
Ну, впрямь полукозак ты полупава:
улыбками берёшь на абордаж! –
язвил, свою отстаивая блажь,
задетый за живое Чуб. – Без срама
вдвойне силён товарищами сам я,
чего с лихвой желаю и другим.
В бою, когда враги сомкнут круги,
помощниками мне большИми сабля
и конь – всегда со мной. Гарцуй, руби!
Я справный жизнелюб и не иначе.
Я славно, брат, гулял, порой косячил.
Пути без косяков изнежат мир.
Жизнь, смерть должны быть яркими, козаче,
чтоб их стыда румянец не затмил.
Искрясь, не стану внутренне я жарче.
По справности не камень я лежачий.
Хворь выгоню за час, а не за дни.
Смерть обхожу я как особо зрячий
и дьявол мне при этом не сродни.
– Ты смерть добротной справой укротил?
Преславный Чуб, судьба таких, как ты,
не сгубит ни трактиром, ни атакой.
– Бой чаще судьбоносен, а трактир
хорош непредсказуемою дракой.
– Преславный Чуб, бодаешься с судьбой
ты круче многих, искрой не сгорая.
Судьба давала на вопрос любой
ответ тебе, что ты далёк от рая.
С тобой чертовски дик был прошлый бой.
– У чёрта темперамент я бы стибрил.
– Преславный Чуб, чего ещё достиг бы
ты, если б на тебя был больший спрос?
– Ты, Нестор, на правах попа-расстриги,
мне в душу влезть ножищами не прочь!
– И молний жду из-под ресниц и длани...
Коней мы необъезженных седлали,
врагов свирепых обращали в бег…
Поведай, Чуб, уверен ты всегда ли,
что в новом деле ждёт тебя успех?
– Родная ль Сечь, донская ли станица,
давали и друзей мне, и кураж –
попробовал хоть раз я б усомниться,
что дело – безнадежнейшая блажь!..
Схожусь ли пешим, конным ли подъеду
для боя, наперёд ли шью альянс –
я должен видеть личную победу
заочно, чтоб она мне отдалась…
Судьба то ведьмой к нам, то одалиской…
Решительный имей сам, гордый вид.
Но если малодушие, хоть искрой,
затронет волю, дело прогорит!
Никто пока что дух не сокрушил мой,
пусть враг был злой, а бис был самый щирый
и пёр, как говорится, на ловца.
Испытано не раз душой и шкирой,
что молвлю не для красного словца:
пока козак в себе черпает силу,
но помнит, что источник силы – Бог,
то грех – бояться адского подсыла,
и враг любой отступит, как итог.
Мы в ночь бродили злачными местами
и с чёртом знались, если мог помочь.
И душу продавали мы частями,
но полностью – ни-ни! И в день, и в ночь
мы с турками дрались и крымчаками,
давили ляхов голыми руками,
а раз в бою со мной иезуит
до полусмерти кровью был залит.
Черпал я силы от земель и палуб
и помнил: «Честь свою не замарай»!
Судьбе не у позорного столба люб,
а люб я ей, как баловень Мамай…
Одним жизнь даст за так, другим – всё платно,
вкус жизни не изведан, недопит...
Жизнь бьёт одних, другим уж – неповадно...
Пусть нынче кто-то мудр – он следопыт...
всё видит... поминутно всё понятно...
А в будущем кому что предстоит?
Жить радуясь, иль смерть считая благом?
Взлететь до атамана иль лечь прахом? –
кто думает, что знает, тот не прав.
Он – поле для слепых надежд и страхов...
Вот помню, уходили мы от ляхов,
когда нас потрепали у Днепра.
Казался нам, спасавшимся по тропам,
отряд наш мал – с того был и потрёпан.
А шансы отыграться далеки...
Разыгрывая панику, галопом
ускорили отход мы вдоль реки,
повысив борзость ляхам-недотёпам...
В комок я сжался… Ляшские стрелкИ!
Пусть слышен за спиною адский топот,
пусть пули – роем, гибнуть не с руки...
С расчётом оторваться – нужен опыт.
А в панику впадут лишь сопляки.
Войной ли увлеклись мы, иль разбоем,
идём путём удачи иль препон –
давно стиль боя нами облюбован
и слаженностью нашей подкреплён.
Амбициями шляхтичей не худо
воспользоваться против них самих.
Фортуна – столь коварная лахудра!..
В гордыне это каждый ли постиг!
Чуть что, подманим слабостью фальшивой
и враз оборотимся – дать отпор.
Ни в чём не церемонимся с вражиной,
пока он до обманки не допёр.
Для нас взаимовыручка – святое,
о чём не по наслышке знаешь сам.
Смертельный риск – обыденность, но то ли
дано ещё освоить корешам!
Заслонами мы ляхов измотали,
меняясь часто с хлопцами в пути.
Не зная нашей выдержки, едва ли
кто сможет взять себе на пробу стиль.
Врагу навстречу пару раз и сам я
удачно развернулся: сбил троих
кого-то ранил. Пистолеты, сабля –
всЁ в ход пошло, и мат, и свист, и рык...
Но кто-то встать готов в заслон последний:
в нём жертвенность особая – весь риск
достанется ему. Храбрец усердней
и длительней хвост сдерживает. Вдрызг!..
Товарищей прикрыл я, как обычно –
наездник лучше многих и стрелок...
Один раз я откинулся тряпично
спиной на круп, как мёртвый. Лишь прилёг –
подскакивают двое нагонявших.
Подвоха по наивности не ждут,
как вдруг я «оживаю» и – знай наших! –
один пал ниц, второй и вовсе – труп!
И вновь горячка длительной погони.
Для ляхов одиночный я мотив
для их свирепой мести, ибо кроме
меня с конём, друзья ушли в отрыв.
Я дал себя нагнать и возле уха
прошла лихая пуля – чудом жив!
Мгновенно я нырнул коню под брюхо –
прикинься пауком и не дрожи!
Две вражьи сабли свистнули впустую,
тогда как я ответно не зевал.
Враги-то рты раскрыли рядом сдуру…
Миг – снова я в седле и – на развал
удар с потягом сверху по гусару.
И тут же в грудь второму – мой кинжал.
А те, кто разглядели эту свару,
коней-то придержали – жизни жаль!
Хотя по новой стычка неизбежна,
но страху наводил я – будь здоров!
Весь кровью окроплён – чужой, конечно –
я б стал упором даже для ста лбов!
Кровь пала и на лоб коня, на сбрую;
ни ям не разбирая, ни дорог,
на землю вновь лилась – уже сырую
от крови. Кровь хвалёных недотрог-
гусаров лил за веру – видит Бог!
Пугнул ближайших – те не в рассыпную,
но стали уклоняться, кто как мог.
Но я, как смертоносный был комок.
Вжик! – чья-то не дождётся мать сынулю...
Стремителен, как я, и мой конёк
стал сплошь от вражьей крови мокроног.
Звенит клинок мой – весь и сам звеню я.
Ответно ляхам злобу презентуя,
убойный на их путь я дал намёк.
Удары их отбил все налетУ я.
От пота, не от крови, лик намок.
В азарте боя праведно лютуя,
бодрился я, и конь не изнемог...
По мне-то, что погоня, что облава,
что ляхи мчат быстрей на свет, чем мы –
меж вражьих пуль и сабель вьюсь я браво.
Клинок точил я не для ветчины,
и в гневе им владеть умею здраво.
Ни шагу от козачьего Устава
не сделаю. Слабины учтены.
А конь мой – вот такой величины!
Когда моя рука рубить устала,
а недруги могли бить со спины,
он родича из вражеского стана
свирепо укусил, и вместе мы
ещё нещадней славно порезвились,
а счёт сражённых ляхов быстро вырос.
Отвадив ненадолго вражью прыть,
я выиграл возможность прочь убыть.
«Господь! – взмолился я. – Дай нам везенья!
Зачем чужая пуля мне и сглаз»?!
Держа псов осторожных в поле зренья,
решаю изловить свой новый шанс.
Кинжал свой подобрАл в кровавой гуще
и – наутёк. Меня не победить.
А ляхи, как собаки! Вид бегущих
побитым псам вернуть способен прыть.
И тут уж чьи выносливее кони...
Врагов-то много, в саблях перевес.
А у меня на шее крест, иконы...
И крепкая рука – вновь на эфес
любимой сабли... Конь, как прежде, мчится,
а ляхи безнадёжно отстают.
И надо ж было странности случиться...
Я дым пустил из люльки, как салют,
манерно, из презрения к погоне...
и выронил... отцовскую-то вещь!
Вернулся поискать – меня в поклоне
настиг аркан. Обвился он допреж
того, как я рванулся из удавки.
Вот так с любимой люлькой вне коня
трагично оказался я на травке,
ругаясь, только Бога не коря.
Я бью ногами вверх и мимо хари,
конечно, не промахиваюсь: хрясь!
«Опять, блин, своего мы проморгали!
Колдун! – ярятся ляхи. – Мы поймали
тебя не для того, чтоб шёл ты в пляс!
Впредь не сбежишь! Твои усмешки вздорны,
когда ты целиком у нас в руках!
Сейчас тебя поставим на костёр мы»!..
И вот, привязан к иве, весь в пуках
подобранного хвороста, я бачу:
на выручку ко мне козаки мчат,
а ляхи заряжают ружья. Плачу
от гнева, от бессилия, крича:
«Братки! Не ворочайтесь! Тут засада!
В упор перестреляют. Это смерть!
Товарищи, спасать меня не надо!
Не надо обречённого жалеть»!
«Закройте гаду пасть! – шипит хорунжий,
а сам направить рад в моих друзей
четвёртый ряд заряженных уж ружей. –
Поджарится пока пусть молча змей,
блюя сквозь кляп, коль станется тошней.
Пускай бы вообще горел он вечно
и мучился за всех, кого сгубил!
Следите, чтоб не пёрли в нос клубы»...
Враги уже спешат огонь извлечь, но...
у всех тут на виду случилось нечто...
Для кляпа рвал, выказывая спесь,
гусар крапиву, времени не тратя…
Ты знаешь, не колдун я и не бес.
Но только я хотел послать проклятья –
стОлб огненный низринулся с небес!
Ах, если б ударял он многократно!
В раскладе сил стал наш бы перевес…
Ходивший близ туда-сюда-обратно
хорунжий, ойкнув, из виду исчез –
вмиг в ад, хоть только что был аспид здесь.
Подобного сюрприза… как сбить спесь
врагов… моя душа не предрекала.
Трава, куда он пал, заполыхала.
Распался ляшский спаянный отряд.
Страх сковывал всех шляхтичей подряд.
А следующей молнией вновь кара
прошлась по ляхам: тот, кто нёс мне кляп,
отделался едва ль лишь кучей кала –
от молний уворачиваться слаб!..
От рухнувших несло горелым мясом.
«Господь, убей их всех»! – я гаркнул басом.
Пусть молний не увидели мы вслед,
но ляхи дружно, с видом непосед
вскочить и не подумав даже в сёдла,
бежали, ружья бросив – враз вся кодла!
Как будто псы сорвались вдруг с цепи,
чтоб в ужасе бежать толпою плотной.
Козаки всех настигли их в степи…
Я вновь жизнь встретил радостно свободный.
Ещё б чуть-чуть и грань переступил…
(продолжение следует)