Мясо касания зимние кости мои
облекает и греет,
витающий голос твой как благовоние ладана,
платье –
в бушующий ливень листва предрассветная,
к сердцу намоленному твоему
моего прикасаются губы.
Вдоль каменных логов,
сквозь яблони, вишни
заброшенных и одичавших садов,
сквозь шиповник и ярые кисти рябины,
крапиву и сныть,
мы идём на курган,
где травой и землёй
из гнилья деревянных крестов
поросли вековые могильные камни и глыбы,
средь шумных деревьев раскидистых
вдруг нам напомнивших
призраков пламени,
мы понимаем, что всё это
ведьмина печь,
костяной огнелом под ногами
и тысячелетняя гарь.
Мы стоим,
перепачканные облетающей сажей,
глядим на Луну - сквозь ночной дымоход,
и мы в ней узреваем иные миры;
городские огни – дотлевающий уголь
в кострище вчерашнем.
За спинами нашими лязг леденящий раздался
заслонки печной,
от горнила багрового жар приступил,
обласкал нам лицо и уплыл,
направляясь в Луну.
И остались от нас лишь
изодранный пальцами воздух
и пепел кружащих скворцов.