Зной девяноста дней –
их освещали мы,
столкнув несчастную звезду с её пустого небосклона
(она не удержалась там,
ведь в этой темноте
средь россыпи камней звезда слаба и одинока) –
я соберу в тетрадь и заключу в слова,
и каждая округлость букв будет хранить в себе,
как горлышко бутылки – сладость губ,
с них соскользнувшую в густую теплоту вина,
твой смех, канувший в шелест наших голосов,
дающий терпкой нотой моих слёз.
Июньские рассветы я разолью по гласным,
Июльскими закатами наполню строки –
Пусть настоятся и окрепнут к обозначенному сроку.
Ночами августа откупорим сегодняшнее лето снова,
и, поцелуями читая по слогам, прогоним все светила с небосклона.
И в мёртвые тона ночного неба
прольётся живая синева твоих счастливых глаз.
Тремя листами жёлтого календаря
на солнце обещаний разгореться.
Я в банки собираю облака,
рисуя чёрную черешню красной акварелью.
Заместо грустных звёзд
(Эти комки из пыли
имеют свойство падать невзначай)
их поселим на нашем небосклоне.
Я в банки собираю облака,
и этим сном закончится то лето
две тысячи семнадцатого года.
Вино из забродивших красок
и ласкового солнца на моих щеках,
Купаж отброшенных потрескавшихся масок
и рваных линий на твоих руках.
Букет тревожно-разноцветных будней
и неисправный метронома стук.
Как кожа отдаёт свой жар
холодным простыням во сне после полудня,
Я обожгу тебя освобождённым зноем
моих разгоряченных жадных губ.
-
А.