В брюхе Москвы,
в требухе переходов,
по разрезанным венам
живых эскалаторов,
шагаю с гитарой, обер-
тонов
голосов человеческих
не различая -
надо так.
Рука поглаживает
бока обечайки.
Оберточная бумага
течет под ногами.
Открываю глаза –
на помойках чайки.
Стыдно за столицу.
Огни оригами
щитов рекламных вы-
щипываю
из памяти.
Упорно не-
замечаю
целующихся
подростков.
Раздражает?
Нет, но…
еще живы
вмятины
каблуков на асфальте
моего прошлого.
Гриф
врезается
в бритый затылок.
Мой тыл –
это ты,
выше подбородок!
Можно
выбрать
счастливую посылку,
но
бомба вычислит
меня,
накрыв «похоронкой».
Кольца звенят
на запястьях
и в ухе…
Пирсингом
схвачено тело,
цепями
жмутся
восточные,
хмурые духи,
душу терзая
стальными когтями.
Замки Багдада
сгорят
безвозвратно.
Дека из кедра гудит,
заполняет
звуками леса
метро…
Вероятно,
Буш
Аладдина
в четверг расстреляет.
Струны
трут
лопатки,
крылья
просят
роста.
Пе-
ре-
кидываю
«Кремону»
со спины -
на грудь.
След
внутреннего
раненого
голоса
тянется
по переходу,
как живая ртуть.
Музыка
расправляет крылья
в тишине
твоего острова.
В какофонию звуков
шипящего
гриля
вплетается реквием
воскресшего
Моцарта.
(из раннего)