Кота звали Кузей. Иногда окликали Кузькой или Кузьмой, в зависимости от настроения и расположения духа домочадцев. Выйдет, к примеру, хозяин на улицу, присядет на скамеечку.
– Ну, – скажет, хлопнув ладонями по коленям, – как дела, Кузьма Кузьмич?
Кузя, конечно, смысла слов не понимал, но в интонациях разбирался безошибочно. И добродушное «Кузьма Кузьмич» означало, что самое время забраться хозяину на колени. Что он тут же и делал с превеликим кошачьим удовольствием. А потом громко мурлыкал и тёрся о хозяйские ладони, прося ещё и погладить. Испытывал истинное наслаждение, когда большие и сильные руки осторожно тискали, гладили, похлопывали тщедушное кошачье тельце.
Всё лето Кузя дневал и ночевал на улице. Рядом с домом стояла беседка, а в ней – большой стол. В беседке всегда стоял аппетитный запах, и Кузе представлялось, что даже воздух в ней можно запросто съесть, хотя он и не знал, что такое воздух.
Обычно Кузя скромно сидел в сторонке в ожидании чего-нибудь вкусненького. А когда становилось невтерпёж, потихоньку пробирался под стол и робко подавал голос. Делать этого, разумеется, не следовало, поскольку подобная кошачья бесцеремонность и несоблюдение этикета всегда заканчивались одинаково – кота с позором выдворяли за пределы беседки.
Зато ближе к ночи, когда хозяева уходили в дом, Кузя становился безраздельным властелином и беседки, и стола. Он удобно располагался на плотной скатерти и дремал, втягивая носом по-прежнему вкусно пахнущий воздух. Но и здесь не обходилось без конфуза, если кто-нибудь из хозяев, выйдя на улицу, обязательно обнаруживал на обеденном столе дремлющего кота…
Ещё у Кузи была собственная миска. Она всегда стояла на одном и том же месте и время от времени в ней появлялись всякие вкусные кусочки. Миску Кузя считал такой же неотъемлемой частью своей сущности, как лапы или хвост, и всячески пресекал любые попытки посягнуть на её содержимое.
А желающих попользоваться было предостаточно. Воробьи молча и терпеливо сидели на ветках яблони, поджидая, когда кот насытится и удалится на безопасное расстояние. Мгновенно громко чирикающая стайка окружала миску и устраивала настоящий пир!
Первое время Кузя, подчиняясь охотничьему инстинкту, предпринимал попытки поймать воришек. Но они всегда были начеку и разлетались в разные стороны при первых же признаках опасности. Он же, по кошачьему своему недомыслию полагая, что сможет схватить сразу всех, поднимался на задние лапы, крутился на месте, иногда подпрыгивал, но всякий раз безуспешно. В конце концов, убедившись, что занятие это напрасное, он перестал обращать внимание на воробьёв.
Покушались на содержимое его миски и соседские коты. Коты, дело известное, – гуляют, где захотят. Никакие заборы и ограды не мешают им беспрепятственно проникать на чужие участки и вынюхивать, где да что плохо лежит.
Одному, вислоухому Барсику, Кузя устроил показательную порку в первую же встречу около милой его желудку посудины. Однако Барсику урок не пошёл впрок и он всё равно, пугливо озираясь и припадая к земле, нет-нет да и пробирался к заветной миске.
Другой – крупный пятнистый котяра с мутными глазами – не боялся никого, даже Кузиных хозяев. И лишь после громких окриков неохотно убегал за угол дома.
А однажды к миске повадились ежи! Они всегда жили на участке, но как-то тихо и незаметно, появляясь только ночью. Вероятно, запах Кузиных деликатесов не оставил их равнодушными, а кошачье меню пришлось по вкусу колючему семейству.
Ежи приходили в сумерках, по одному-по два, громко чавкали, не обращая внимания на окружающих. Впервые обнаружив ежа возле своей миски, Кузя недоумённо уставился на непрошеного гостя, который не обращал внимания на его присутствие.
Видимо у далёких кошачьих предков всё-таки имелся опыт общения с подобными особями, скорее всего печальный и болезненный. Поэтому Кузя лишь осторожно потрогал лапой иголки, возможно представляя последствия своих действий.
Ёж никак не отозвался, продолжая неторопливо и методично поглощать кошачью еду. Такое откровенное пренебрежение его присутствием вынудило Кузю изменить тактику – он нерешительно потянулся к миске и тоже начал есть. Так они вдвоём её и опустошили, после чего ёжик не спеша удалился в кусты, а Кузя ещё какое-то время тщательно вылизывал пустую посудину.
В ясную, тёплую погоду Кузя любил лежать на крыше гаража. Оттуда он мог обозревать весь участок и проходящую мимо дома часть дороги. И даже задремав, он чувствовал себя в полной безопасности. Пошевеливая хвостом, равнодушно наблюдал за снующим туда-сюда по дороге Боней – средних размеров приземистым псом, породу которого не представлялось возможным определить.
Боне лишь однажды удалось проникнуть на участок, когда входная калитка осталась не закрытой. Боня не отличался большой сообразительностью, а чувство уважения к чужому имуществу у него вообще отсутствовало, поэтому «пендаль» от хозяина он получил вполне заслуженно. С той поры Боня семенил мимо злополучной калитки, не поворачивая головы.
А через дорогу, в доме напротив, жила Мотя. Когда Кузя однажды вдруг осознал, что Мотя не похожа ни на Барсика, ни на мутноглазого кота, он проникся к ней особым кошачьим чувством.
Подчиняясь неосознанному зову, Кузя быстро перебегал на другую сторону улицы и проникал на Мотин участок. Первое же свидание затянулось почти на двое суток. Когда взъерошенный Кузя с безумным, застывшим взглядом объявился дома, хозяин только головой покачал. И не понятно было – сочувствует он коту или завидует.
Лето нежданно-негаданно подошло к концу. Хозяева засобирались в город. А Кузя продолжал жить своей размеренной и насыщенной кошачьей жизнью, главным и желанным событием которой была встреча с Мотей…
А здесь про заботы садовода
http://www.stihi.ru/2017/08/16/4204