Время нашу поляну вспахало,
излоскутило в демократию.
Мы с тобой и не пили, Михална,
как с твоей растакой-то матерью.
Но встаёшь на мамашины лыжи:
и красавица, и не дура, но –
сорок лет, а уже деда Миша,
в бабе Раше, тебе двоюродной.
За набеги соседнего хана,
за стволы по козацким карманинам,
ты ругаешь меня, Михална,
голоском, до печёнок маманиным –
то ли совесть мою врачуя,
то ли вешая показательно.
Папа больше не бог, дочуня –
лишь один из твоих создателей.
Он такой же как ты – блокадник.
Ты меня за картошку выпиши –
я надену парадный ватник
и поеду мирить невымерших.
Лишь во сне на броне пулемёчу
от Днепра и до самого Рейна я.
Ты, наверно, не знаешь, доча –
это тоже у нас семейное.