Моя душа горит безвинно, я сам обрёк себя на смерть – сухая, тонкая травинка, но ты же древний, дикий смерч. В глазах туманы, в сердце луны, а зелья – страшная напасть: молчит мой голос семиструнный, и только рыком щерю пасть…
Далёкий век, но повторится историй старых вязь и шёлк, изменятся гербы и лица, но всё о том, как он пришёл, и был кричащим шум прибоя, и воронью хотелось есть. Любой чужак пригубит боли, любовь и кровь познает здесь.
Я сам обрёк себя на муки – золой не стать и ковылём, не переждать большой разлуки. А ты танцуешь и поёшь, кидаешь травы, варишь зелье – и каждый проклят, кто здесь был. Все чужаки отныне звери, никто не видел их могил. Затем и я скитаюсь волком, но всё ещё горит душа и жалким, крохотным осколком мешает в горле мне дышать.
Века сменялись – ты всё та же и не боишься кар богов. Очаг измазан чёрной сажей, ползёт к реке дурман лугов. Любой чужак придёт и сгинет в лесах, что полны колдовства. Твой взгляд, как небо, синий-синий, сведёт с ума и сманит в ад.