K.C.
и памяти Стёпы – четвероного Друга,
умевшего любить бескорыстно.
…гудит костёр. В озябшем теле – дрожь.
В руках – пиала.
Расхожий ум – душе бросает: что ж,
она устала;
вас двое, только ты не беспокой
её напрасно
за всё тепло, ушедшее с рекой,
с потоком красным.
Вас двое. Но от этих мест – она,
в тоске воловьей,
продолжит путь – теперь уже одна.
Не прекословь ей.
…К тебе придут степные холода
и знак грамматик,
ты письма будешь слать ещё, – сюда, –
на автомате.
Однако ж – сколь безгласна пустота
на длинный зуммер;
ты разорвёшь набрякшие уста
глаголом – умер,
и дале, следом вывернешь карман,
изнанку гладя,
встряхнув вещей забытых закрома –
всё – на ночь глядя…
…гудит костёр вселенскою молвой,
огня разрядом –
вместилище её, как таковой –
во тьме, но рядом.
Она летит под звёздной шелухой,
над рыжей степью;
и ты – свой голос жертвуешь глухой
побегу с тенью.
Ты принимаешь тождество пути –
искомой цели,
и в этом шанс пытаешься найти,
покуда целен.
Она, меж тем, уже обнажена
пред Их престолом;
не будь твоей – небесная жена
мела б подолом…
Но совершенство глиняных телец
в платке из хлопка –
то лишь обман, открытый наконец,
жаль – поздно, робко…
Ты совершаешь действие рукой,
и жест – столь нежный, –
дрожанье кисти. В степь идет покой.
И свет безбрежный.