С пристрастием я отношусь к этой нашей московской погоде,
С утра, лишь глаза разлепив, торопливо к окошку бегу:
Вчера Моспрогноз обещал потепление вроде,
А нынче, быть может, увижу вороньи следы на снегу…
В субтропиках я бы пожил, где на ветках сидят попугаи,
Где высунул руку в окно – и сорвал золотистый банан!
Нет-нет, не подумайте, родину я не ругаю.
Но быть к человеку, однако, нежнее могла бы она…
Один недостаток у всех этих райских местечек:
Лагун голубых, с изумрудной травою холмов, –
Не слышно вокруг нашей русской медлительной речи,
Прекраснейшей мовы из всех существующих мов.
(С ней лишь украинская может немного сравниться.
Но вкус к ней у нас, полагаю, надолго пропал:
Камнями забросана общих истоков криница.
И кровью забрызгана общих преданий тропа…)
О, русский язык, ты мне дорог! И дорог был прежде,
Когда… уж не помню, в каком-то далёком году
Какой-то генсек на каком-то занюханном съезде
Молол – но по-русски ж! – какую-то там ерунду.
Я ради тебя согласился бы даже в Корее
Пожить. И терплю вот Москвы ужасающий нынешний вид…
А что… не пойти ли мне, не записаться ль в евреи?
В Израиле русский – не реже звучит, чем иврит.