Елизавета Кузьмина-Караваева. Петербургские поэты

Борис Бериев
                1.

           В узах фашистских твоя оборва'лась
           Жизнь — Боголюбия миру в пример:
           Из богемы(1) шагнувшая в святость(2),
           Чтобы встретить в концлагере смерть(3).

           Смерть не точка, а только начало
           Приближения к лику Творца
           За ту милость(4), что ты расточала,
           От трудов своих в поте лица

           Обездоленным, помощи ждущим
           В эмигрантских Европы углах,
           Разуверившимся в вездесущей
           Силе Бога на горьких путях.

                2.

           Поэтесса(5), эсерка(6), Анапы —
           Городской голова(7), а потом —
           За ничтожную, в общем, зарплату
           В эмиграции тяжким трудом

           Хлеб насущный пока добывала,
           Бог детей твоих в небо призвал:
           Настю(8) в Париже, в России Гаяну(9),
           В аде смерти — жизнь Юры(10) прервал.

           Но всем горестям — на изумленье —
           Русский дух проявила, засим
           Силой духа ступив на служенье
           Бедным людям, как детям своим.

                3.

           Ты спасала не только евреев(11),
           Но и русских и многих других,
           Когда мощь оккупантов на время
           Власть взяла, парижан покорив.

           За спасённых — в концлагере смерти,
           Ты с молитвой святой на устах,
           Смерть принявшая, праведной жертвой —
           Преподобномученицей для Христа.

                Если в юности ты в Петербурге
           Преклонялась пред Блоком — Париж
           Дал делам твоим подвиг заслуги:
           Подношенье Христу — свою жизнь!

POSTskriptum.

                Как поэт, ты пусть — не знаменита,
                Но сподобил Господь тебе честь:
                Из женщин всех русских титул
                Богосло'ва(12) впервые обресть.

01.09.17г.
Борис Бериев

ПРИМЕЧАНИЯ:
               (1) — В литературные круги Лизу ввёл её первый муж (с 1910 по 1913) Дмитрий Владимирович Кузьмин-Караваев, юрист, друг поэтов и декадентов разных мастей. Она была участницей "Цеха поэтов" в состав которого входили Николай Гумилёв, Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Сергей Городецкий,  Михаил Зенкевич, Владимир Нарбут, а также на первых порах Михаил Кузмин, Владимир Пяст, Алексей Толстой, Виктор Третьяков, Владимир Маяковский и другие.   
       Посещала творческие вечера в "Башне" Вячеслава Иванова, завсегдатаями в которой были Алексей Ремизов, Федор Сологуб, Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Василий Розанов, Валерий Брюсов, Михаил Кузмин, Максимилиан Волошин, Андрей Белый, Александр Блок, Николай Гумилев, Сергей Городецкий, Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Велимир Хлебников и др.

               (2) — 16 января 2004 года мать Мария (Елизавета Скобцова по второму мужу (с 1919 до монашеского пострига в 1932 году) канонизирована Константинопольским патриархатом как преподобномученица.

               (3) — 31 марта 1945 года монахиня Мария была казнена в газовой камере Равенсбрюка, за неделю до освобождения лагеря Красной армией.

               (4) — организовала в Париже общежитие для одиноких женщин, дом отдыха для выздоравливающих туберкулезных больных в Нуази-ле-Гран под Парижем, причем большую часть работы там делала сама: ходила на рынок, убирала, готовила пищу, расписывала домовые церкви, вышивала для них иконы и плащаницы.
       27 сентября 1935 года по инициативе монахини Марии было создано благотворительное и культурно-просветительское общество «Православное дело», куда вошли Николай Бердяев, Сергей Булгаков, Георгий Федотов, Константин Мочульский.

               (5) — Кузьмина-Караваева выпустила сборники стихов: «Скифские черепки» (весна 1912г.), «Руфь» (апрель 1916г.), "Стихи" (издан в 1937г. в Берлине), написала стихотворные пьесы-мистерии «Анна», «Семь чаш» и «Солдаты» (конец 30-х - начало 40-х гг.)

               (6) — февральскую революцию Кузьмина-Караваева встретила с энтузиазмом и уже в марте 1917 года вступила в партию эсеров.

               (7) — большую часть 1917 года она провела в Анапе, в феврале 1918 года была избрана городским головой.
               (8) — 7 марта 1926 года умерла от менингита её младшая дочь Анастасия Скобцова
               (9) — в июле 1935 года её старшая дочь Гаяна уехала в СССР и 30 июля 1936 года скоропостижно умерла в Москве (точная причина смерти до сих пор оспаривается)
               (10) — 8 февраля 1943 года гестаповцы арестовали её сына Юрия,  6 февраля 1944 года Юрий Скобцов погиб в концлагере Дора («филиал» Бухенвальда)
       16 января 2004 (вместе с матерью) канонизирован Константинопольским патриархатом

               (11) — в июне 1942 года, когда нацисты проводили массовые аресты евреев в Париже и сгоняли их на зимний велодром для последующей отправки в Освенцим, монахине Марии удалось тайно вывезти оттуда четырёх еврейских детей в мусорных контейнерах.
       В 1985 году мемориальным центром "Яд Вашем" матери Марии посмертно было присвоено звание "праведник мира"

               (12) — первая русская женщина, получившая звание "богослов", т.к. заочно окончила Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже.

На картинке: русская поэтесса Серебряного века Елизавета Юрьевна  Кузьмина-Караваева в юности (слева) и в зрелом возрасте. (девичья фамилия Е. Кузьминой-Караваевой – Пиленко)
Годы жизни: 1891 - 1945

Ниже привожу одно из лучших вольных лирических стихотворений поэта Александра Блока,
которое он посвятил юной начинающей поэтессе Лизе Пиленко:

Когда вы стоите на моём пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите все о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
И презираете свою красоту —
Что же? Разве я обижу вас?
О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.
Ведь я — сочинитель,
Человек, называющий все по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.
Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах,
Все же, я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
И потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные речи о земле и о небе.
Право, я буду рад за вас,
Так как — только влюбленный
Имеет право на звание человека.
                6 февраля 1908г.

ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ КУЗЬМИНОЙ-КАРАВАЕВОЙ (МАТЕРИ МАРИИ)

                1.
   Завороженные годами
   Ненужных слов, ненужных дел,
   Мы шли незримыми следами;
   Никто из бывших между нами
   Взглянуть на знаки не хотел.
   
   Быть может, и теперь - все то же,
   И мы опять идем в бреду;
   Но только знаки стали строже,
   И тайный трепет сердце гложет,
   Пророчит явь, несет беду.
   
   Пусть будут новые утраты
   Иль призрак на пути моем;
   Всё, чем идущие богаты,
   Оставим в жертву многократы
   И вновь в незримое уйдем.
   
   Зачем жалеть? Чего страшиться?
   И разве смерть враждебна нам?
   В бою земном мы будем биться,
   Пред непостижным склоним лица,
   Как предназначено рабам.

***
                2.

   Взлетая в небо, к звездным, млечным рекам,
   Одним размахом сильных белых крыл,
   Так хорошо остаться человеком,
   Каким веками каждый брат мой был.
   
   И, вдаль идя крутой тропою горной,
   Чтобы найти заросший древний рай,
   На нивах хорошо рукой упорной
   Жать зреющих колосьев урожай.
   
   Читая в небе знак созвездий каждый
   И внемля медленным свершеньям треб,
   Мне хорошо земной томиться жаждой
   И трудовой делить с земными хлеб.

***
                3.

   Встает зубчатою стеной
   Над морем туч свинцовых стража.
   Теперь я знаю, что я та же
   И что нельзя мне стать иной.
   
   Пусть много долгих лет пройдет,
   Пусть будет волос серебриться, -
   Я, как испуганная птица,
   Лечу; и к дали мой полет.
   
   Закатом пьяны облака,
   И солнце борется с звездою;
   Над каждой взрытой бороздою
   Все то же небо; так века.
   
   И так века взрывает плуг
   Усталые от зерен нивы,
   И так века шумят приливы,
   Ведет земля свой мерный круг.
   
   И так же все; закрыть глаза,
   Внимать без счастья и без муки,
   Как ширятся земные звуки,
   Как ночь идет, растет лоза.
   
   Идти смеясь, идти вперед
   Тропой крутой, звериным следом.
   И знать - конец пути неведом,
   И знать - в конце пути - полет.
   
***
                4.

   Тружусь, как велено, как надо;
   Ращу зерно, сбираю плод.
   Не средь равнин земного сада
   Мне обетованный оплот.
   
   И в час, когда темнеют зори,
   Окончен путь мой трудовой;
   Земной покой, земное горе
   Не властны больше надо мной;
   
   Я вспоминаю час закатный,
   Когда мой дух был наг и сир,
   И нить дороги безвозвратной,
   Которой я вступила в мир.
   
   Теперь свершилось: сочетаю
   В один и тот же божий час
   Дорогу, что приводит к раю,
   И жизнь, что длится только раз.
   
***
                5.

   Вольно вьется на рассвете ветер.
   За стеклом плуги с сноповязалкой.
   Сумрак. Римский дом. С ногою-палкой
   Сторож бродит в бархатном берете.
   
   На базар ослы везут капусту.
   Солнце загорелось, в тучах рдея.
   В сумрачных пролетах Колизея
   Одиноко, мертвенно и пусто.
   
   Вольно вьется на рассвете ветер...
   Хорошо быть странником бездомным,
   Странником на этом Божьем свете,
   Многозвучном, мудром и огромном.
   
***
                6.

   Устало дышит паровоз,
   Под крышей белый пар клубится,
   И в легкий утренний мороз
   Торопятся людские лица.
   
   От города, где тихо спят
   Соборы, площади и люди,
   Где темный, каменный наряд
   Веками был, веками будет.
   
   Где зелена струя реки,
   Где все в зеленоватом свете,
   Где забрались на чердаки
   Моей России милой дети,
   
   Опять я отрываюсь в даль,
   Опять душа моя нищает,
   И только одного мне жаль, -
   Что сердце мира не вмещает.
   
   Осень 1931
   Безансон

***
                7.

   Охраняющий сев, не дремли,
   Данный мне навсегда провожатый.
   Посмотри - я сегодня оратай
   Средь Господней зеленой земли.
   
   Не дремли, охраняющий сев,
   Чтобы некто не сеял средь ночи
   Плевел черных на пажити Отчей,
   Чтоб не сеял унынье и гнев.
   
   Охраняющий душу мою,
   Ангел Божий великой печали,
   Здесь, на поле, я все лишь в начале,
   Пот и кровь бороздам отдаю.
   
   Серп Твой светлый тяжел и остер.
   Ты спокоен, мой друг огнелицый.
   В закрома собираешь пшеницу,
   Вражьи плевелы только в костер.
   
   7 августа 1934

***
                8.

   И в этот вольный, безразличный город
   Сошла пристрастья и неволи тень,
   И северных сияний пышный ворох,
   И Соловецкий безрассветный день.
   
   При всякой власти, при любых законах,
   Палач ли в куртке кожаной придет
   Или ревнитель колокольных звонов
   Создаст такой же Соловецкий гнет.
   
   Один тюрьму на острове поставил
   Во имя равенства, придет другой
   Во имя мертвых, отвлеченных правил
   На грудь наступит тяжкою стопой.
   
   Нет, ничего я здесь не выбирала,
   Меня позвал Ты, как же мне молчать?
   Любви Твоей вонзилось в сердце жало,
   И на челе избрания печать.
   
   22 июня 1937

***
                9.

   Парижские приму я Соловки,
   Прообраз будущей полярной ночи.
   Надменных укротителей кивки,
   Гнушенье, сухость, мертвость и плевки -
   Здесь, на свободе, о тюрьме пророчат.
   
   При всякой власти отошлет канон
   (Какой ни будь!) на этот мертвый остров,
   Где в северном сияньи небосклон,
   Где множество поруганных икон,
   Где в кельях-тюрьмах хлеб дается черствый.
   
   Повелевающий мне крест поднять,
   Сама, в борьбу свободу претворяя,
   О, взявши плуг, не поверну я вспять,
   В любой стране, в любой тюрьме опять
   На дар Твой кинусь, плача и взывая.
   
   В любые кандалы пусть закуют,
   Лишь был бы лик Твой ясен и раскован.
   И Соловки приму я, как приют,
   В котором Ангелы всегда поют, -
   Мне каждый край Тобою обетован.
   
   Чтоб только в человеческих руках
   Твоя любовь живая не черствела,
   Чтоб Твой огонь не вызвал рабий страх,
   Чтоб в наших нищих и слепых сердцах
   Всегда пылающая кровь горела.
   
   22 июня 1937
   
***
                10.

   Присмотришься - и сердце узнает,
   Кто Ветхого, кто Нового Завета,
   Кто в бытии, и кто вступил в исход,
   И кто уже созрел в Господне лето.
   
   Последних строк грядущие дела
   Стоят под знаком женщины родящей,
   Жены с крылами горного орла,
   В пустыню мира Сына уносящей.
   
   О, чую шелест этих дивных крыл
   Над родиной, над снеговой равниной.
   В снегах нетающих Рожденный был
   Спасен крылами Женщины орлиной.
   
***
                11.

   Не голодная рысит волчиха,
   Не бродягу поглотил туман, -
   Господи, не ясно и не тихо
   Средь Твоих оголодавших стран.
   
   Над морозными и льдистыми реками
   Реки ветра шумные гудят.
   Иль мерещится мне только между нами
   Вестников иных тревожный ряд?
   
   Долгий путь ведет нас всех к покою
   (Где уж там, на родине, покой?),
   Лучше по-звериному завою -
   И раздастся отовсюду вой.
   
   Посмотрите - разметала вьюга
   Космы дикие свои в простор.
   В сердце нет ни боли, ни испуга, -
   И приюта нет средь изб и нор.
   
   Нашей правды будем мы достойны,
   Правду в смерть мы пронесем, как щит...
   Господи, неясно, неспокойно
   Солнце над землей твоей горит.

***
                12.

Не слепи меня, Боже, светом,
Не терзай меня, Боже, страданьем.
Прикоснулась я этим летом,
К тайникам Твоего мирозданья.
Средь зеленых, дождливых мест,
Вдруг с небес уронил Ты крест.
Принимаю Твоей же силой
И кричу через силу: «Осанна!»
Есть бескрестная в мире могила,
Над могилою надпись: Гаяна.
Под землей моя милая дочь,
Над землей осиянная ночь.
Тяжелы Твои светлые длани,
Твою правду с трудом принимаю.
Крылья дай отошедшей Гаяне,
Чтоб лететь ей к небесному раю.
Мне же дай мое сердце смирить,
Чтоб Тебя и весь мир Твой принять.
                23 августа 1936 года.
Стихотворение посвящено памяти дочери Гаяны
(Гаяна по-гречески - земная)