В лесу, где тишь устроила жилище,
осталось чуть черники. Надо мной
в рябиновой осенней кладовой
везде обилье ягод взгляд отыщет.
Пред лесом чуть сиреневый будяк.
Иду весьма приятною тропою,
где папоротник, вздыбленный волною,
застыл, когда усилия напряг.
В лесу лишь сыроежки да сухарки,
но можно отдыхать и всласть дышать.
И муравейник, вроде, хочет спать,
но кроны свет пронизывает яркий.
На дереве упавшем, сидя в ряд,
краснеют несъедобные опята.
Вороний глаз поблёк, как виноват он,
что днесь погоды странные стоят.
Среди зелёных листьев земляники
встречаются и жёлтые листки.
Под листьями блестящими, редки,
зарделись в гроздьях шарики брусники.
Кислице будто всё здесь нипочём:
в одной поре спокойно зеленеет.
У костяники мало ягод зреет,
но листикам узорным не до дрём...
Из леса я обратно возращался,
вдруг слышу в стороне посёлка звук,
едва заметный вдалеке на слух,
как будто спуск колодезный вращался.
Лишь мостиком ручей я пересёк
и у пруда на миг остановился,
нежданным видом тут же насладился:
журавль взлетел буквально из-под ног.
Он медленно, как нехотя, взлетал
и редко поднимал для взмаха крылья.
Перед его изяществом застыл я,
пока он не исчез, всё наблюдал.
Он появился, будто провожая...
Я раньше журавлей не видел здесь,
а тут перед отъездом он, как весть,
взлетел передо мною, грёзой тая.