Веноциания. Том 6

История одного человечества.
          ВЕНОЦИАНИЯ

  том шестой

2016 г.

Собрание сочинений
в 99 томах. Том 48-ой.

8107
И к нам летела яркая звезда
Туда, где хрен растёт и лебеда.
Пришла сюда огромная беда.
Да и уйдёт уж если, то когда?
Беда приходит и кругами ходит.
И так вот смерть повсюду верховодит.
И не глядит, кто честный, кто бандит.
Она любое мненье упредит.
А, упредив, тобой распорядится,
Да и в шута весёлого рядится.
То в красное, а то уж и в зелёное.
Всё ест подряд она. И не солёное.
Лежали люди. К ним пришла беда.
И загорелась яркая звезда.
8108
И загорелась яркая звезда.
Но жили в нас ещё мечты тогда.
Года проходят, судьбы изменяются.
И люди тоже без конца меняются.
Приходит новый способ выживания
И оппонентов в лапти обувания.
Или в красовки. В унты. Нет, в унты.
Тут кто кого. Но хочется, чтоб ты
Обут был мною с этой стороны.
Ах, только б, только б не было войны
Гражданской. Демократия права.
А остальное  -  дрын и трын -трава.
Вот такова природа человека.
И мне щемит тут от угара веко.
8109
И мне щемит тут от угара веко.
Уж такова природа человека.
Разбоя хуже, мора и воров,
Когда на вас нашлют рэкетиров.
Едва продали вы печенье «крекет»,
Как уж стоит у вашей двери рэкет.
«Давай, подлюга, баксы пополам».
И разлеглись по полкам и полам.
И не хотят вставать и подниматься.
И не дают делами заниматься.
«Всё,  -  говорят,  -  у нас цивилизовано.
Охрана мы. И всё организовано.
Не спрячешься от нас ты никуда».
Такая вот выходит ерунда.
8110
Такая вот выходит ерунда.
А в проруби холодная вода.
Меня туда два раза опустили.
А выручку забрали и простили.
Сказали, чтобы к будущей среде
Опять сидел с зелёными в воде.
И ждал. И чтобы там не захлебнулся.
Потом ушли. Потом один вернулся.
Из проруби помог он вылезть мне,
Оставив сохнуть тут же, при луне.
А был сорокаградусный мороз.
И никаких особенных угроз.
Я разорвал смороженные веки.
О, этот миг прозренья в человеке!
8111
О, этот миг прозренья в человеке!
Я видел мир сквозь смёрзшиеся веки.
Потом я вышел голый дорогу,
Да и пошёл домой. И, слава Богу.
И до среды собрал я капитал.
Всё посчитал. Ещё раз посчитал.
Да и отдал его я рэкетиру.
И тут, продав палатку и квартиру,
Уехал к Лукашенко в Беларусь.
И там теперь на кладбище тружусь.
Могилы рою. Чистая работа.
Мне в бизнесмены больше не охота.
Гасите свечи с мыслью о былом.
Был вечер. Мотылёк взмахнул крылом.
8112
Был вечер. Мотылёк взмахнул крылом.
Гасите свечи с мыслью о былом.
И получил я мудрый в том урок.
Я умирал, прожив недолгий срок.
Я тут лежу в лесу возле оврага.
Закончилась в моей канистре брага.
Я обессилел. Ночь. A я во рву.
И на себе я тут одежды рву.
Ах, стыдно как! Ах, стыдно, стыдно как!
Всю жизнь я пил. Всю жизнь курил табак.
И слёзы гнева льются по усам.
Конец мечтам. Грущу по волосам.
Я вспомнил море, берег, Тереоки.
И произнёс: «Всему приходят сроки».
8113
И произнёс: «Всему приходят сроки».
Посёлок я припомнил. Тереоки.
И глубоко трагически вздохнул,
И крыльями мимически взмахнул.
И стал молчать и ждать своей кончины.
А для кончины были две причины.
Одна причина  -  был я очень стар.
Другая  -  по крылу такой удар
Мне нанёсён летящим мимо шмелем,
Что и о чём мы тут бодягу мелим.
Увы, чудес на свете вроде не бывает.
И кто убит, уже не оживает.
И если ты с поломанным крылом,
Ты никогда не думай о былом.
8114
Ты никогда не думай о былом,
Уж если ты с поломанным крылом.
А крылья ни на гран не поднимались.
И ими ветры больше не внимались.
Дыхание ведёт меня туда,
Где не спасут и тучные стада
Коров. И там и старая корова,
Что на любые выдумки здорова.
Умом светла и выменем бела.
Но понял я: плохи мои дела.
Друзья смеялись. Белый генерал.
А я стоял и в гневе умирал.
И вот я вспомнил снова Тереоки.
И чистых рек весёлые потоки.
8115
И чистых рек весёлые потоки.
И вспомнил я посёлок Тереоки.
О них я как-то ранее мечтал.
И это слово где-то я читал.
В порыве ль ветра, или там, в беседке,
Или тогда, когда я шёл к соседке.
Но, помню я, что кто-то мне шептал
Про Тереоки. Я о них мечтал.
И Тереоки оказались слаще
Всех прежних вин, что пил я водки чаще.
И ел я там банан и ананас.
И тут дымком повеяло на нас.
Ах, всё мечты! Подумал я. Пора.
Они не принесут тебе добра.
8116
Они не принесут тебе добра.
Мечты твои в тебе уже с утра.
И вот я и закрыл в восторге глазки
В последний миг своей душевной ласки.
Стояли молча в небе комары.
А дым ложился вдоль лесной поры.
И с первой в поле утренней косой
Заря спешила вымыться росой.
Поднявшись, ветер вздумал пожужжать,
Но не хотел он утру угрожать.
Даря свои невидимые ласки,
Звезда ещё выпучивала глазки.
И лунный диск глядел на всё беспечно.
«Живи,  -  сказал он мне.  -  Она не вечна».
8117
«Живи,  -  сказал он мне.  -  Она не вечна».
И глубоко он тут вздохнул сердечно.
Я повалился. Лёг на правый бок.
А луч Луны пронзил собой дубок.
И в глубине укоренённой травки
Грибы росли для будущей заправки
Борща. Я почесал о стог бока,
И посмотрел на мир издалека.
И лился свет тогда необычайно
Сквозь ветерок, что пролетел случайно.
Ну, а бычок всё ножку поднимал,
Как будто он всё это понимал.
И о себе подумала корова:
«Всё хорошо. И я ещё здорова».
8118
«Всё хорошо. И я ешё здорова.  -
Совсем серьёзно думала корова.  -
И никогда ничто не повторится.
И с этим нужно просто примириться.
И мотыльком я б, может быть, и не был,
Если б иначе я смотрел на небо».
И взвился конь и дальше полетел.
И приземлился там, где захотел.
Он понимал: всё это не случайно.
В природе есть осмысленная тайна.
А жизнь она прекрасная такая.
И нужно жить, других не попрекая.
Но жить. И всё, что было так беспечно,
Ты не вернёшь. И только память вечна».
8119
«Ты не вернёшь. И только память вечна».
Так думал конь. Он жил совсем беспечно.
Естественно. А жизнь, она проходит.
И почему-то в прошлое уходит.
Вот мотылёк. Прожил он только день.
И к ночи опустился на плетень.
Он думал так: «Да, вы, конечно, люди.
Вам жизнь дана как ананас на блюде.
Чего же вы не радостно глядите,
Да и о чём вы без толку твердите,
Тем закрывая в будущее дверь.
А жизнь, меж тем, прекрасная теперь».
И думал он, в полёте извиваясь:
«Люблю свободу, в ней и забываясь».
8120
«Люблю свободу, в ней и забываясь.
Зря не горжусь. Живу не зазнаваясь.
Люблю коров. Они такие крошки.
И им порой болят хребты и ножки.
Любите их, и тем себя спасите,
По авеню гуляя и по сити.
Перемещаясь, подчиняйтесь ветру.
А возраст дюйма предпочтите метру.
Имея крылья, ведайте гармонию.
Пишите фуги, опусы, симфонию.
И охраняйте мира территорию.
И не спешите угодить в историю.
Любовь познав, вы с нею уживайтесь,
И ей в невольной страсти отдавайтесь.
8121
И ей в невольной страсти отдавайтесь.
Любите жизнь. И в ней не зазнавайтесь.
На свете есть не только с вами мы,
Но и другие тоже есть умы.
И облаков неспешное движенье,
И берегов тревожное скольженье,
И шумных рощ трепещущая строгость,
Да и коров премилая двурогость,
И муравьёв бегущих пучеглазость,
И червяков живая многоразость,
Детей пчелы и шустрость, и жужжалость.
Ах, покидать сей мир такая жалость!
Любите жизнь, порой и забываясь.
И ей с невольной страстью отдаваясь.
8122
И ей с невольной страстью отдаваясь.
В грехах, что совершили, сознаваясь,
Скажу, что звать к добру и правде можно.
Но тяжело оно и ненадёжно.
Попил ты крови и себе лети.
И думай, с кем ты встретишься в пути.
Капуста с маком это не по нам,
По шеям и по спинам скакунам.
Уговорю слона и человека
Отдаться мне до окончанья века,
Когда к лицу я тайно прилеплюсь,
Я не уймусь, покуда не напьюсь.
Вот в чём моя вседневная нужда».
Он улетал с коровами туда.
8123
Он улетал с коровами туда,
Где и светила яркая звезда.
«Чело, я думал, есть. И есть и век.
Вот и выходит вместе: человек.
Мне, комару ли, слушать эти бредни,
Что срок нам жизни дан довольно средний.
И как трухлявый и загнивший гриб,
Я захирел и голосом охрип.
И будто не звенят по ветру крылья.
Не для меня вся эта камарилья.
Чтоб возглавлять безудержный полёт,
Я совершу учебный перелёт.
И ночь прошла, рассвету отдаваясь,
И нам в пути нигде не поддаваясь.
8124
И нам в пути нигде не поддаваясь,
Уж ночь прошла, ничем не забываясь.
Блюди себя построже. Вдруг щелчок.
И я размазан был по глади щёк.
На человеке череп смочен мною.
Разбит руки ладонью я стальною.
Жизнь такова. Она в конце сурова.
Вот так же и подумала корова.
Но и не надо слюни распускать.
А шею надо ниже опускать,
Чтобы траву получше подгрызать
И губы зря в колючках не терзать.
А в луже, где прохладная вода,
Встречались мне комета и звезда.
8125
Встречались мне комета и звезда
В той луже, из которой иногда».
Корова растревоженно пила,
Когда хозяйку из дому звала
Коровьим рёвом, чтоб не быть одной
Всю ночь под тучей слёзно-проливной.
Хозяйка спит, заснув от самогона
Под крышей ветхой старого вагона,
Где восемь лет она уже жила.
И все её тут с той поры дела.
«Хозяйка спит»,  -  подумала корова.
А время было ночи полвторого.
И так, как свет шёл с дальнего барака,
Тут не было невидимого мрака.
8126
Тут не было невидимого мрака.
Свет приходил из дальнего барака.
Уже кончался этот страшный век.
Но до сих пор не счастлив человек
Второй и пятый, третий и седьмой.
И не услышишь ты вопрос прямой.
Да и ответ: «Когда всё это кончится?
И кто из двух быстрей второго кончится?
Вот этот век, в котором человек
Живёт в бараке, не смыкая век?»
Ну, объясни мне, если я дур ак,
Зачем не дом я строил, а барак?
И пусть бы был тут и второй этаж.
Да и зачем такой ажиотаж.
8127
Да и зачем такой ажиотаж.
И растворился предо мной мираж.
В золе и в пепле мы, мужая, крепли.
И вот теперь спрошу я вас: «Окрепли?»
А если да, то что в тебе окрепло?
И ты лежишь в костре на куче пепла.
Сгорело всё в огне преображений
В револютьённой сущности движений
Народных масс. И был переворот.
Толпа солдат, скопившись у ворот,
Уж собралась. И с ржаньем жеребца
Вошла в ворота Зимнего дворца.
Потом вошла в кунцкамеру. Однако,
Мы встретили там голубого рака.
8128
Мы встретили там голубого рака.
Да, мы вошли в кунцкамеру. Однако.
Он замолчал, тем объяснив курьёз.
И посмотрел на первого всерьёз.
«Кроши, Иван. Всё это буржуазное.
А, стало быть, оно для нас заразное.
И от него нет пользы мужику.
И не пребудет хлеба батраку».
И стал крошить Иван всё, что скульптурное,
Не понимая, что оно культурное.
А потому, что Ваню не учили
Культуре те, кто царство получили.
И видит Ваня фрукту в три кила,
Да и в огромность рыбина-пила.
8129
Да и в огромность рыбина-пила.
И видит Ваня фрукту в три кила.
Они ту фрукту поделив поровну,
Решили угостить ещё и Львовну.
Шеф-повариху Царского Села,
Что их сюда на кухню привела.
И показала им такие кушанья,
От коих лишь одних названий слушанья
Ребята все слюнями изошли
И, прослезившись, встали и ушли.
Чтоб там уже, на площади Сената,
И взорвалась упавшая граната,
Переселив всех на созвездье Рака.
Мир заселён, подумал я, однако.
8130
Мир заселён, подумал я, однако.
А вот ребята на созвездье Рака
Себя совсем иначе повели,
И наблюдают в море корабли.
И видит Ваня всюду пароходы
Пересекают выходы и входы.
И вроде тут и нечего делить.
Да и не нужно горько слёзы лить
По поводу прибытия оттуда,
Где он поймал леща в четыре пуда,
И рака голубого коленкора.
Там будем все. Уж поздно или скоро.
И он вздохнул да и сказал: «Однако,
Где тут река, пристанище для рака?»
8131
«Где тут река, пристанище для рака?»  -
Сказал Иван и помолчал. Однако,
Он вспомнил вдруг, как Грека въехал в реку.
Взбрело на ум такое человеку.
И тут вот Грека рака руку цап.
А был он, Грека, киевский кацап.
Да. И потом он утонул в реке
И потому что, выпив в кабаке
Довольно много всякого дерьма,
Вдруг и лишился здравого ума.
Не соглашусь я с происками рака.
Такая там была печаль. Однако.
Концы с концами нужно бы свести.
А где корову глупую пасти?
8132
А где корову глупую пасти?
Концы с концами нужно бы свести.
И ты меня за сдержанность прости.
А если что, то бегай и свисти.
Не в том гуманность пройденных веков,
Чтобы прощать за глупость дураков,
А в том, чтоб кровь горячую хладить,
Идя туда, куда и не ходить.
Куда туда? Туда, где поезда.
И где горит заветная звезда.
И не смотри ты в мой для хлеба рот,
А делай всё совсем наоборот.
Лети, сынок, и шанс не упусти,
Чтобы себя от голода спасти.
8133
Чтобы себя от голода спасти,
Кружись, сынок, и шанс не упусти.
Потом лети как можно ты живее,
Да и коли как можно ножевее.
И уж соси. Быстрее, сын, соси.
О, ночь, о, мрак, ты юношу спаси!
Резон не в том, чтоб в дружбе жить с огнём,
А в том он, чтобы ночью или днём,
Когда они обеими руками
Берут за грудь тебя, кладя на камень…
Ну, в общем, знай, природу огласи.
Ведь таковы порядки на Руси.
А я вот здесь на камне посижу,
И уж туда я в небо погляжу.
8134
И уж туда я в небо погляжу,
Где нет покоя бедному ежу.
Я полежу и попереживаю,
Пока сыта я и, к тому ж, живая.
Как комару держать в порядке ум,
Я расскажу тебе под ветра шум.
Ты только слушай песенку мою,
Сыночек милый, баюшки-баю.
И ты скорей, дружок мой, вырастай,
И пополняй потоки быстрых стай.
А я вот тут тихонько посижу
И на тебя, мой милый, погляжу».
И через сон, а я ещё лежу,
Я произнёс: «Я вам принадлежу».
8135
Я произнёс: «Я всем принадлежу».
Ты не умён, тут я тебе скажу.
Уж если после всех моих речей
В тебе не вздулись губы горячей,
И не хотел ты им в лицо вцепиться,
И этим вот в быту и укрепиться,
То ты не понял жизни бытия.
И ни к чему тут эта речь моя.
«Я умираю».  -  «Ну и член с тобой.
Ты смерти жаждал. Торопился в бой.
Предпочитал ты миру баш на баш.
Вчера ты Листьев, и уже Расбаш.
И, знаешь, что тебе я тут скажу?»
А я ответил: «Я в кусты схожу».
8136
А я ответил: «Я в кусты схожу».
Тут я проснулся. Я в траве лежу.
Закат уже. Глаза тараща зорко,
Комар сидит в траве в тени пригорка.
Вдали кружится лёгкий мотылёк.
Упал я в лужу и с ангиной слёг.
Потрогал лапки. Перебрал усами.
Да и сказал: «С усами мы и сами».
Касаюсь я земли теплом щеки
И возглашаю: «Вечер у реки!»
Комар таращит удивлённый взор.
А солнце чертит розовый узор.
И я подумал: «Всё равно ли кругом
Вселенной мне лететь или по дугам?»
8137
«Вселенной мне лететь или по дугам,  -
Подумал я,  -  или к ближайшим стругам?
Лететь ли вот окольными путями?
А может плыть опутанным сетями?
Везде она глазастая с укором,
Смерть ждёт тебя во мраке ночи скором.
И нам она лишь для того дана.
А для чего? Не знает и она.
Волнующая мысль твою и грудь,
Прозрачная и мрачная чуть-чуть,
Порой в погоне, а порою в беге,
С намёком страсти, и с налётом неги.
А предлагать я нынче погожу
Ползти в дожде промокшему ежу.
8138
Ползти в дожде промокшему ежу
Я предлагать покамест погожу.
Пускай он сам там прячется под ёлкой,
Как председатель с курвой комсомолкой.
А там уж по дорожке пусть ползёт.
И пусть ему хоть в чём-то повезёт.
Куда ползёт? Не важно. Я шучу.
Я указаний делать не хочу.
Он там найдёт засушенную грушу.
Или мышонка дохленького тушу
Увидит Ваню в тракторе с утра.
И скажет Ване: «Уж пахать пора».
Иван начнёт врезаться в землю плугом.
Или лететь по мирозданья дугам.
8139
Или лететь по мирозданья дугам
Начнёт Иван, врезаясь в землю плугом.
А во вселенной мыслимая мгла.
И уж такие чудные дела.
В любом собачьем даже организме,
В любом ребячьем тайном онанизме
Есть ключик и любви, и бытия.
И есть во всём плепорция своя.
Комар, так пей. Плыви, уж если утка.
И не гордись, что ты не проститутка.
А вот с соседом не имей скандалов.
Не тронь его привычных причиндалов.
Ты, он, она. Уж все мы заодно.
Не всё равно ли, чьё нам пить вино.
8140
Не всё равно ли, чьё нам пить вино.
Оно одно. И все мы заодно.
Потом пойти с товарищем в кино.
Потом опять пить пиво и вино.
Потом уже идти гулять туда,
Куда не ходят даже поезда.
И только вот одно не всё равно,
Какое в телевизоре кино.
Советское или оно немецкое.
Или из Греции. А, может, детское?
Всего приятней, если детектив.
Да и плейбоя я не супротив.
Я никогда не спорю с положеньем.
И примирюсь со всяческим движеньем.
8141
И примирюсь со всяческим движеньем.
И никогда не спорю с положеньем.
И вот к тебе приближено оно.
Уж таково вечернее кино.
Игрушку детям как-то я купил.
Вот так в поездке той я поступил.
А оказалось  -  это был станок
Для разжиманья рук, сдвиганья ног.
И он наводит страшный тарарам.
И я потом с ним бегал по дворам.
Показывал, какими нас вещами
Там удивляли с греческими щами.
И, мне сдаётся, им пора давно
Уж в мирозданья вознестись окно.
8142
Уж в мирозданья вознестись окно,
Мне кажется, пора уж им давно.
Возьми ты лучше наши рубежи.
И сказку детям к ночи расскажи
Про деда с репкой, про Лужкова с кепкой,
И про соседку, что любила крепко.
Когда я шёл, мост старый прохудился,
И под мостом я рыбам пригодился.
И там остался. Там вот и лежу.
И уж оттуда я тебе скажу.
Скажу, что, в скверне жизни умирая,
Люблю красоты я родного края.
Своей земли предчувствованьем бала
Меня вот эта даль заколебала.
8143
Меня вот эта даль заколебала
Своей судьбы предчувствованьем бала.
И ожидал её я у огня,
Не думая, кто выручит меня.
Вручив в девичьи руки на поруки,
И завершатся в бедном сердце муки
Напоминаньем дружбы и любви,
Что и горела в девичьей крови.
А каждый, кто уже закончил школу,
Принадлежит какому-нибудь полу.
Мы средний пол, конечно, исключаем.
На глупость мы с тобой не отвечаем.
И Нели здесь поддакивала мне.
Она сидела молча на окне.
8144
Она сидела молча на окне
И говорила что-то тихо мне.
Народ сбежался. Вытянули деда.
И постным маслом тёрли до обеда.
В реке дедок убогий утонул.
Народ кричал: «Куда же ты нырнул!»
И дед воспрянул и сказал: «Ню-ню.
Пойду я мост тот сраный починю».
Пошёл и починил мосток тот дед.
И избежал он новых страшных бед.
Потом он прыгнул в воду прямо с моста.
И утонул, не мудрствуя и просто.
А Нели всё сидит, и чёрт тут с нею,
Верхом на мне, и упираясь в шею.
8145
Верхом на мне, и упираясь в шею,
Она сидит. И чёртушка тут с нею.
Пускай сидит, и вдаль пускай глядит.
Я на неё не зол и не сердит.
Я говорю: «На этом вот мосту,
Когда служил, стоял я на посту.
Да и не раз. И каждый раз мечтал,
Что я уже твоим супругом стал.
Настало время. Срок я отслужил.
И без тебя я будто и не жил.
И не живу. А потому зову
Тебя в постель».  -  «Не дурь мне голову»,  -
Она сказала. И верхом на мне
Шептала что-то: «Ох, подарок мне!»
8146
Шептала что-то: «Ох, подарок мне!»
И так сидела, будто на коне.
«Иди ты в зад, голубка без трусов».
«А ты дурак с мозгами без усов.
Ты кепку в речке нынче утопил,
Когда на балку эту наступил».
«Сама ты дура»,  -  отвечает дед.
И гасит в бабе подсознанья свет.
И отправляет плыть её в реке.
И слышит крики где-то вдалеке.
«Вот так, родная,  -  возвещает дед,  -
На твой визит мой пламенный ответ».
«Варёный член,  -  бурчит старуха.  -  Млею.
Уж с ним я и судьбы не одолею».
8147
«Уж с ним я и судьбы не одолею,  -
Сказала баба.  -  С ним я околею».
«А если нет?»  -  спросил у бабы дед.
«Тогда пойду работать в сельсовет».
«Гляди!.. Коряга, дура, впереди».
«Ты сам дурак. Ты сам туда гляди.
Подай мне руку»  -  «Потерпи ты муку»,  -
Подумал дед и подал бабе руку.
И говорит: «Ты так неосторожна».
«Ну, а наотмашь бить по роже можно?»  -
Спросила баба деда. И пошла
Домой по краю длинного села.
«Когда я с ним,  -  сказала,  -  оставаюсь,
То зря я чувству сразу отдаваюсь».
8148
«То зря я чувству сразу отдаваюсь,
Когда я с ним  -  сказала  -  оставаюсь».
«Пока ты, Маня, ходишь по работам,
Я от тоски балдею по субботам».
«Полезен сердцу утром моцион.
И я согрела утку и бульон.
Уж не сердись, что я не утерпела,
Когда доска под нами заскрипела.
Обозвала тебя я крепким матом.
А ты смотрел на это как анатом.
И я упала с моста прямо в реку.
И будто еду я молиться в Мекку.
Иван, ты где?»  -  «Я тут. Я одеваюсь».
«А я в тебе уж и не сомневаюсь».
8149
«А я в тебе уж и не сомневаюсь.
Приснился сон мне. В нём я раздеваюсь.
И не могу избавиться от сна.
А ты идёшь ко мне. В окне весна.
А тут, смотрю, со мной ты на диване.
И мы в стране с названием Дирване».
«А может, мы с тобой в аэроплане?»
«Нет, нет, уж я взлетаю на биплане.
К тебе всё ближе, ближе, ближе, ближе.
А тот биплан всё ниже, ниже, ниже.
Садится он в какой-то старый стог.
И мы глядим с тобою на восток.
И тут вот я поспешно раздеваюсь,
И в этом я ничуть не сомневаюсь.
8150
И в этом я ничуть не сомневаюсь,
Что я тебе вся сразу отдаваюсь.
И мы опять на том же самом месте.
И там пекутся два румына в тесте.
Там графы, мэры, князи и графини,
И шахи там, и с ними и шахини.
И все мацою пищу заедают.
Еда редеет. А они рыдают.
И без еды все более худеют.
И умирают. И ряды редеют.
И до того себя изголодали,
Что будто воли вовсе не видали».
«К Нему, к Нему,  -  кричат,  -  скорей, друзья!»
«Ну, а к кому ж еше?»  -  подумал я.
8151
«Ну, а к кому жещё,  -  подумал я.  -
Ведь воля в нём единственно моя».
И я стою, как цапля на ноге,
Хотя нога моя и в сапоге.
И что-то я на берег там тащу.
И что-то там я скользкое ищу.
И друг на друга люди поглядели,
Пока мы в стоге том с тобой балдели».
«Мы ведь Дирване?»  -  «Нет, мы не Дирване.
И мы совсем, совсем не на диване».
«А кто Дирванин?»  -  «Младший брат Иванин».
Мне надоело. Уж схожу я в баню.
Я от такого общества спиваюсь.
Вот мы летим. Я быстро раздеваюсь.
8152
Вот мы летим. Я быстро раздеваюсь.
Я от такого общества спиваюсь.
И я в себе почти не сомневаюсь.
И, чем могу, в пути разогреваюсь.
Такая я, простите, уж зараза.
И дохожу порою до экстаза.
Какая есть, такая вот и есть.
И тут опять мне захотелось есть.
Сосиски есть. И виски тоже есть.
И я сажусь, и буду пить и есть.
Ах, и не счесть, какие вина есть!
Но я сосиски буду с виски есть.
Нам хорошо. Вот ты, а вот и я.
К тому же мы сердечные друзья.
8153
К тому же мы сердечные друзья.
И я не я. И хата не моя.
Не из ручья я рыбка золотая.
И я ничья. Я выдумка пустая.
А вот труха. А в чреве требуха.
И если юшка, значит, есть уха.
Так съешь ты мясо вместе с требухой,
Да и запей налимовой ухой.
Я не бухой. Я лишь немного пьяный.
И я порою ветреный и рьяный.
Я на обратной стороне медали.
Меня вы раньше тут не наблюдали.
Я не прошу у вас вина и хлеба.
С земли загаженной нас выбросило в небо.
8154
С земли загаженной нас выбросило в небо.
Мы пригубили макового хлеба.
Посторонись, и чтобы дождь прошёл.
А он как шёл, так дальше и пошёл.
«Идут дожди»,  -  сказал восход небрежно.
Ну, а мороз ему ответил нежно:
«Пускай идут, вот только бы не лили.
Зима идёт. Она отсюда в мили».
«Как вы посмели тут сидеть на мели?
Дожди всю осень выли и шумели.
А в это время розы зацвели
В пяти шагах от этой вот мели.
Какая дичь! Какая всё же дичь!
Желание иных высот достичь.
8155
Желание иных высот достичь,
Такая это, извините, дичь.
И рассуждать об этом не смешно.
И более того, ужасно вредно.
Ах, жить бы нам с тобою худо-бедно.
И лучше б пить некрепкое вино.
А потому, что просто потому.
А почему, и сам я не пойму.
Но это всё, скажу я, ерунда.
И пусть горит заветная звезда.
Когда ты ею занят и пленён,
То ты к своей любимой наклонён.
И, вспомнив и Вергилия, и Феба,
Нам захотелось макового хлеба.
8156
Нам захотелось макового хлеба.
Мы вспомнили и Бахуса и Феба.
И отломили полгорбушки виски,
Да и доели звёздные сосиски.
И погрузили горы в кошельки,
И стали грызть сухарики реки.
Потом с луны сорвали шерсти клок,
И положили небо в котелок.
Перевязали ветром поперёк,
И получился вычурный зверёк.
Зверёк вздохнул и стал махать ушами,
И пригласил нас пить вино ковшами,
Нам пожелав вселенную постичь.
И неземную мы познали дичь.
8157
И неземную мы познали дичь,
Желая Мироздание постичь.
А ветерок, чтоб не распоясаться,
Вдруг передумал ёрзать и кусаться.
И чтоб на нас не сыпался горох,
Тут на меня и навалился Ох.
И сырость солнца всюду расползалась,
И в небе влага с радостью связалась.
И даже звёзд старинное литьё
Не прекращало тонкое шитьё.
И от мечтаний чтоб я не устал,
И чтоб вплетался в кружево металл,
И чтоб звучали здесь повсюду хоры,
Вот для того возникли разговоры.
8158
Вот для того возникли разговоры,
Чтоб зазвучали здесь повсюду хоры.
И каменели чтоб в хлеву навозы,
И чтоб чернели в небе паровозы,
И высыхали плачущие слёзы,
И чтоб смеялись траурные грёзы,
И щитильнее стали в окна целить,
И непонятней на свирелях трелить,
И поцелуйней перед сном дыханить,
И безнадёжней в детстве колыханить,
И осторожней у любимой дверить,
И, достучавшись, и любить, и верить.
И, погружаясь в лёгкий ветерок,
Уж мы постигли времени урок.
8159
Уж мы постигли времени урок,
И погрузились в лёгкий ветерок.
Стучали грудью о ребро волны
Сухие ветры с каждой стороны.
Надув рубашку, и не сняв штаны,
Ни перед кем не знали мы вины.
А вот басок и голос детский звонкий
Напоминал нам образ мыслей тонкий.
Слезу ребёнка в стиле аллегорий
Изобразил старательный Егорий.
Артист из ТЮЗа. Он давно созрел.
Да и на жизнь он весело смотрел.
Потом мы вышли в поднебесной хоры.
А там опять леса, моря и горы.
8160
А там опять леса, моря и горы.
И мы свои продолжим разговоры.
Всё возле нас летало и витало,
И о далёком времени мечтало.
И, обрамляя ветрами вниманий,
И чистотой взаимопониманий,
И глубиной неведомой науки
Нас посетили страждущие клюки.
И на постели задним ходом рачась,
И от нужды и без неё дурачась,
Преобразуясь и сообразуясь,
Мы исчезали дезорганизуясь.
И разбрелись и в пых, и в пух, и в прах
И в небесах, и просто на ветрах.
8161
И в небесах, и просто на ветрах
Мы разбрелись и в пых, и в пух, и в прах.
Образовавшись в полые кружки,
Мы сочиняли пошлые стишки.
Не понимая, почему смешно
Казалось всё, что нам с тобой дано
Из тех же мыслей, что рождались в нас.
Потом мы ели сочный ананас.
Не важно как. Но было много сути.
И всё ж такой вот безнадёжной мути
Не знали мы. Не знали и они,
Когда садились задницей на пни.
Ну, а о чём сейчас я расскажу,
Так это ясно даже и ежу.
8162
Так это ясно даже и ежу,
О чём я вам сейчас вот расскажу.
Не тороплю я вас и не держу.
Не хочешь слушать, так езжай в Кижу.
Трава там ниже, чем строенья в Киже,
В Киже той трубы расстояньем ближе
По размещенью азимута гор.
И поведём о том мы разговор.
Об окружавших нас противоречьях,
И об земли и неба междуречьях,
Где мы их там и тут уже встречали.
И потому нас радуют печали.
Ах, побегу я в ихнюю Кижу!
Но вдруг проснулся я. Я на траве лежу.
8163
Но вдруг проснулся я. Я на траве лежу.
И на тебя восторженно гляжу.
И лишь одним желанием души
Я понимаю: все мы хороши.
И ощущеньем целей и причин
Я вижу нас, двух радостных мужчин.
Мужским началом я и ты истерзаны,
Как немец Кайзер и как те же Керзоны.
Всех неизвестных нам с тобой времён
Есть неземное множество имён.
Чтоб обладать в итоге красотой,
Не расставайтесь с детскою мечтой.
И я на тайну времени гляжу.
Но вдруг проснулся я. Я на траве лежу.
8164
Но вдруг проснулся я. Я на траве лежу.
И я на тайну времени гляжу.
И понимаю, что не осужу
Я ни тебя, ни эту вот Кижу.
Но тут я вижу что-то там, в окне,
Рисуемое в звёздной вышине.
А что в душе осталось мне желанного,
Так это бездна штиля океанного.
И даже каша, каша с молоком,
Да и витушка с сладким кофейком,
С куском большого трепетного неба,
И с килограммом северного хлеба,
Не стоят взгляда девы чернобровой.
А рядом бык с ленивою коровой.
8165
А рядом бык с ленивою коровой
И молодой, и смелой, и здоровой,
И норовистой. И не будет свиста
Оригинально пьющего артиста.
И звёзд за тучей меньше, чем в размере
Надежды к счастью и сомненья в вере.
Другая туча с дивной красотой
На небо смотрит с лужицы пустой.
О, крошка Мери! Будь же так добра!
Остановись! Ведь пред тобой гора.
Ко мне не зад подставь, а дай перёд.
И покажи, как женщина берёт.
А жук кричит: «Я в небо ухожжжжу-у-у…»
И слышу я негромкое: «Жу-жу».
8166
И слышу я негромкое: «Жу-жу».
И вас за это я не осужу.
И крошка Мери на спину легла,
И засмотрелась в отблески стекла.
Сдержалась туча. Слёз не пролила.
На всякий случай трепетно мила.
И небо молча крошку Мери ждёт.
А крошка Мери по небу идёт.
Другая тучка резко подошла,
И крошку Мери взглядом обвела.
Смочила губы, увлажнила грудь,
И стала в тучке плавать и тонуть.
А день молчит, не говорит ни слова.
Кружится жук. И повторяет снова.
8167
Кружится жук. И повторяет снова.
«Жу-жу, жу-жу». И более ни слова.
А тучка Мери очень весела,
И приземлилась около села.
Уж тучка Мери взбила волоса.
И накатилась ночи колбаса.
Внутри у Мери влажно и тепло.
А тут и солнце медленно взошло.
Приятно Тучке. Тучка шебаршит.
А крошка Мери кончить не спешит.
«Ты, Тучка, Мери нежно щекоти.
А ты нас, Ваня, милый друг, прости».
А жук летает. Жук, поди, не рак.
«Жужу-жужу-жужу». О, жук дурак.
8168
«Жужу-жужу-жужу». О, жук дурак.
Лети себе не рыба и не рак.
А Мери шепчет: «Ванечка, прости!
Тебя нет рядом. Ты ещё в пути.
Мне крошке Мери нужно каждый день.
А тучке тут со мной якшаться лень.
Не злись на Тучку, Ваня дорогой.
Мне эта штучка, а ни в зуб ногой.
Одно  -  щекочет. Раздражает страсть.
А Мери хочет досыта и всласть.
И пусть бы Ваня тучку заменил.
И климат Ваня б в Мери изменил.
В лесу мычит заблудшая корова.
А жук своё: «Жужу-жужу». И снова.
8169
А жук своё: «Жужу-жужу». И снова.
«О, жук-дурак!» Не выдержав, корова
Воскликнула: «Корова хочет пить.
А Мери хочет верить и любить».
«Ну, где же ты, дружок мой дорогой?»
«Я на диване. А ни в зуб ногой».
«Проснись, любимый! За окном гроза».
Проснулся Ваня. Капнула слеза.
«И ты не против, Ваня? Хоросё?
О, Ваня милый, ты как поросё».
Иван не против. Ваня даже за.
А за окном закончилась гроза.
«Ах, Ваня, славный! Ты ведь не дурак».
Но вот вечерний наступает мрак.
8170
Но вот вечерний наступает мрак.
«Ах, Ваня, где ты? Ты ведь не дурак».
И не торопит Мери он свою.
Он вместе с Мери в сладостном раю.
И Мери тоже в дальних небесах.
И в то же время в Ваниных трусах.
«О, Ваня, милый! Мы на небеси!»
«Ах, Таня, Таня! Где твоё писи?»
«Ах, Ваня, Ваня! Нам ведь хоросё!
Как будто я не я, а поросё».
А где-то Тучка за гору ушла.
А Таня в Ваню ласково вошла.
И в это время в поле, будь здорова,
Лежит совсем ленивая корова.
8171
Лежит совсем ленивая корова.
И чувствует, что не совсем здорова.
Корова в Тучу тыркнула ногом,
Да и по луже стукнула рогом.
«Не спите, Тучка. Видите, в постели
Иван и Таня голые на теле».
А Тучка дремлет, ничего не слышит.
И жук жужжит. И бык спокойно дышит.
Не трогай Тучу, пусть она подремлет.
Уж Ваня, Ваня. Ваня что-то внемлет.
Поспи ты, Ваня. И она уснула.
И Тучка вдруг за мельницу нырнула.
И вот корова, глянув на редут,
Идёт туда, где прочие бредут.
8172
Идёт туда, где прочие бредут,
Корова с Таней. Да и Ваню ждут.
И не спешит он, милый мой Иван.
Ему не спится. Ваня вождь дирван.
«Я обалдела от твоих усов.
И то ли дело целых пять часов».
«Всего четыре»,  -  говорит Иван.
«Ах, милый мой! Ты главный вождь дирван».
«А то не к счёту, что на берегу».
«Пошёл ты к чёрту. Отними ногу».
«Ну что ты, Маня! Будем мы кончать?»
И грустен Ваня. На лице печать.
А над деревней месяц ежедневным
Путём знакомым едет повседневным.
8173
Путём знакомым едет повседневным
Вдоль по деревне месяц ежедневный.
Проходит ночь простором многозвёздным.
Восходит утро трепетом морозным.
И вот весна в ликующем рассвете.
И снова день, и радость на планете.
А осень к нам идёт плодоношеньем,
И со своим к природе отношеньем.
А Ваня с Мери глубоко заснули.
И лишь луна мелькает в карауле.
Она одна всё видит и всё знает,
И им она любовь напоминает.
А вот и лето. Лето люди ждут.
Луга цветут. Столетия идут.
8174
Луга цветут. Столетия идут.
А Ваня с Мери уж рассвета ждут.
И Ване с Мери вместе хорошо.
И снега туча сыплет порошок.
И снегу в небе даже огого!
И нету в мире больше ничеГо
Приятнее, чем вот пролить слезу.
А Ване ни в одном оно глазу.
И вот, постельку постелив горе,
Вещает Солнце ветру и заре:
«Пора уж мчаться, выйдя на простор,
Среди лесов, полей и рек, и гор».
О, Маня! Марья! Марьюшка! Маревна!
Земля кружится. Вечности царевна.
8175
Земля кружится. Вечности царевна.
И так должно случаться ежедневно.
Была бы речка, берег и корова,
Жук, Маня, Мери, девка черноброва,
И эта жизнь, равнина обитанья,
И чтобы всем хватало пропитанья.
Поплакать можно, только очень в меру,
Но никогда, чтоб покидая веру.
Любой политик или аналитик
Обязан помнить, сколько в мире гитик.
В науке тоже. Архимед не дожил
До наших дней. А я живу. И что же?
А ничего. Пусть жизнь идёт на лад.
Обитель всех желаний и услад.
8176
Обитель всех желаний и услад,
Пусть жизнь идёт не просто, а на лад.
Тут рядом спит жена моя, корова.
Она, как я, крупна и черноброва.
Я перед ней хотел бы извиниться
За то, что я не в силах измениться.
И будьте вы знакомые все живы,
Да и не будьте вы больны и лживы.
И жить старайтесь в каждые моменты,
И говорить любите комплименты
Не для показа и не по приказу,
А от души, умом и сердцем сразу.
А я вам рад. Да, я вам очень рад.
Ночь надомной. Вокруг цветущий сад.
8177
Ночь надомной. Вокруг цветущий сад.
Я здесь один. Но я вам очень рад.
А по траве ползёт к воде жучок.
А у коровы есть дружок бычок.
Лишь год пройдёт, подросток станет быком
Со всем своим ему присущим втыком.
И поведут его туда, куда
Коров приводят, чтобы им тогда
И получать приятное от нас.
А мы для них вкусней, чем ананас.
И я здоровый сильный и большой,
Да и, к тому ж, с открытою душой.
Я здесь с тобою. И тебе я рад.
Ночь надомной. И зреет виноградад.
8178
Ночь надомной. И зреет винограад.
Любой из нас такому был бы рад.
Нам по полям резвиться и летать,
И веселиться, думать и мечтать.
Да, я бычок. Но я и самолёт.
Я подрасту и вылечу в полёт.
Я жук. Оса я. Я и стрекоза.
Сперва я против, а потом я за.
Взяла б меня и крепко б обняла,
И приласкала б, и с ума б свела.
Такие вот у нас с тобой дела.
А в это время липа зацвела.
Жара стоит. А там, за далью где-то,
Кружится беззащитная планета.
8179
Кружится беззащитная планета,
Как в ржавчине погрязшая монета.
И Тучка соком нежно облилась.
А Маня с Ваней сексом занялась.
А Мери-Тучка шепчет: «Секс не то.
Сними с меня озонное пальто.
Потом сними с меня и этот плед.
Тебя ждала я, Ваня, много лет.
Я старый Тучка. Я во всём хорош.
Пойдём со мною в утреннюю рожь.
Меня пронзают молнии и гром
И в первом, и, конечно, во втором».
А встреча с Тучкой это, брат, отпад.
Её пронзает вечный звездопад.
8180
Её пронзает вечный звездопад.
И встреча с Тучкой это, брат, отпад.
«Я в звёздах дивных по небу плыву
И тихо-тихо Марьюшку зову.
Она не слышит. Спит она уже
Там, на сто первом верхнем этаже.
С ней рядом Ваня. Ваня тоже спит.
Он, как дирванин, перьями скрипит.
Он пишет Мери главный свой роман.
А в том романе враки и обман.
Там Жук усатый, муж Белиберды,
Сидит угрюмо около воды.
Ещё зимой там наступает лето,
Не добавляя ни тепла, ни света.
8181
Не добавляя ни тепла, ни света,
Там средь зимы вдруг наступает лето.
И уж заря над озером встаёт.
И Ваня Мане песенку поёт.
Там плод взрастает прямо на глазах.
И время тает с блёстками в слезах.
Там понедельник пятницы сынок,
А день воскресный там без задних ног.
Там только стоит приоткрыть окно,
Как вам подносят пенное вино.
В любом киоске и в любом ларьке
Там растворимый кофе в молоке.
Где там? Не знаю. Только там весной,
Зимой и летом беспощадный зной.
8182
Зимой и летом беспощадный зной.
И там прохладно раннею весной.
Жуки резвятся там, козлы жужжат.
А небосвод рассветом там зажат.
В солому ляжешь, сможешь и поспать.
Не надо только подло поступать.
Нам станет легче, станет жизнь нежней.
И редька хрена там куда нужней.
Чем на опилках, в ветках и кустах,
Там жизнь приятней в творческих мечтах.
А минет лето, будет урожай.
И ты мне, Тучка, в том не возражай.
Ударь мне в рожу. Или что такое?»
Вживляясь в кожу, шёл оскал покоя.
8183
Вживляясь в кожу, шёл оскал покоя.
«Ударь мне в рожу. Или что такое?»
Эксперименты с музыкой в ушах,
И комплименты в светлых камышах
Лишь раздражают слизистость путей,
Неся невинность творческих страстей.
Куда стремился? Чем кормил коня?
И кто полюбит, если без меня?
И вместо вальса рэп и рок, и джаз.
А пищи скудной в сутки только раз.
Не дело это. Так вот не пойдёт.
И бык, глядишь, голодный упадёт.
И наступает нестерпимый зной.
И сердце полнит вешней новизной.
8184
И сердце полнит вешней новизной.
Я помню утро. Был июльский зной.
Трава по пояс. Соловьи поют.
На вилах бабы сено подают.
Смеются бабы. Мужики кругом.
И дует слабый ветер. И бегом
Уж бабы в кучу. Что-то говорят.
Глаза лукавят, хитростью горят.
Гроза крепчает. Ветер без начала.
А чья-то сущность громко закричала.
«Миряне, люди! Мигом под навес.
Гроза подходит. Дождь падёт с небес».
Ну, а корова в радостном покое
Вкушает что-то важное такое.
8185
Вкушает что-то важное такое
Корова в риторическом покое.
Она на вилы тихо оперлась,
И за тарелку кушанья взялась.
Грызёт сосиску, ест и огурец,
На булку с маком капает сырец.
Взялась за мясо с жирной колбасой.
А я голодный, бедный и босой.
Я пью какао и горячий чай.
А кто поел, тот сдачу получай.
А под навес миряне прут и прут.
Съедают щи, с цыплёнком кашу жрут.
И что-то тихо лезет с камышей.
И только слышен лёгкий писк мышей.
8186
И только слышен лёгкий писк мышей.
Конь с удилами, с горбом, без ушей.
Я громко мыслю: «Здорово живу».
Да и вступаю в сочную траву.
А под навесом дремлют два жука.
Мысль промелькнула: «Пусть поспят пока».
И вот в канаву снова я ложусь,
И на тебя я больше не сержусь.
Да и не нужно мне переживать.
Была бы ты, да и была б кровать.
А если травы кончатся меж рос,
Коровы мы, какой уж тут вопрос.
И сон я вижу. Нелюди смеются.
Пришельцы мне подносят к носу блюдца.
8187
Пришельцы мне подносят к носу блюдца.
А все вокруг проснулись и смеются.
И предлагают необычный корм
Всерьёз, к тому же, и не для проформ.
Потом я, лёжа, Тучку пожурю.
И ей про Мери песню подарю.
Спою по нотам. Сяду за рояль,
Да и воззрюсь в таинственную даль.
Облокотился. Ноту «ля» беру
С такою страстью, что сейчас умру.
Бегут коровы, пялясь на рояль.
А я стою, всё в ту же глядя даль.
Пришельцы льют мне свет в разлом ушей,
И подают салат из камышей.
8188
И подают салат из камышей,
И что-то льют мне сквозь разлом ушей.
Вишнёвосочность на покрове щёк
Не иссякает. И потом щелчок.
Проснулся. Вижу. Я стою в воде.
На небе туч не вижу я нигде!
Сплошное солнце. Нет и ветерка.
«Здорова, тёлка! Дай мне молока».
Пастух ругнулся и вперёд пошёл.
А я окурок «Мальборы» нашёл.
И тишина, и птичьи голоса.
Вот мне такая снилась колбаса.
И небеса сквозь окна утра льются,
И весело по-своему смеются.
8189
И весело по-своему смеются,
И в окна всё с рассветом утра льются.
И на обед мне дали два ведра
Горячей сечки. Светлая пора!
И я съедаю полных два ведра.
И выпиваю больше чем вчера.
Я выпиваю с пенкой молоко.
А Ванька с Ленкой, с Ленкой Рококо,
Пошли в сторонку. Мне же видно всё.
«Ну как, Еленка?»  -  «Оцень хоросё!»
Она с дефектом речи. Лечит речь.
А в этом деле жопа круче плечь.
И все смеются. И сплошной отпад.
И затухал к рассвету водопад.
8190
И затухал к рассвету водопад.
Как будто рвенья безнадёжный спад.
Гляжу я, в клетке эшнапурский тигр.
Да и Варвара в самом центре игр.
А в нашей школе тоже был турнир.
Я слышу: «Венька! Алик! Авенир!
Второе место».  -  «Первый?»  -  «Нет, второй».
Стоит погода. Хоть ты матом крой.
Я тигра вижу. Кто-то воду льёт.
А эшнапурский лапой землю бьёт.
И Венька в шкурах с меченым бедром,
В руке с Амуром, и в другой с пером.
Не жизнь всё это, а сплошной отпад.
И затухал к рассвету звездопад.
8191
И затухал к рассвету звездопад.
А ливень плещет. Плещет невпопад.
А я на Веньку вскрысился, рычу.
А он мне бьёт ладонью по плечу.
«Чего ты злишься? Чай, уж два часа.
Всё спишь, моя ты светлая краса.
Проснись. И дай тебя я подою».
И тут я вспомнил молодость свою.
«Уж ты в дремоте до такой поры.
А там, в болоте, слышишь, комры.
И лес вывозят нынче мужики.
Лизни-ка ты ладонь моей руки».
И, рассекая тучи невпопад,
Уж затухал к рассвету звездопад.
8192
Уж затухал к рассвету звездопад.
А Ванька к Таньке лезет невпопад.
«Чего ты, Ваня, рано так поднялся?»
«Да потому, что он уже поднялся».
«Чего ты, Ваня, молча всё стоишь?
И что ты, Ваня, от меня таишь?
Чего ты, Ваня, хочешь от меня?
Чего ты лезешь прямо на меня?
И этот самый твой в меня суёшь?
Чего ты, Ваня, спать мне не даёшь?
И почему он у тебя большой?»
«Ах, Таня, Таня! Я ведь всей душой!»
А над землёю ночь и звездопад.
Откуда, я подумал, водопад?
8193
Откуда, я подумал, водопад?
«Ах, Таня, Таня! Как тебе я рад!
Ты бездна вьюги и, к тому ж, покой».
«И ты, друг Ваня, тоже ведь такой.
И я такая. Я всегда твоя.
Вот ты, вот я  -  одна уж мы семья.
С тобою мы как будто два юнца.
Мне грусть приятна твоего лица.
Родной ты мой. Ты нежный мой Ванёк.
Ты пух на ветре, в небе огонёк.
Ты тише мыши, ты теплей слезы.
Ты ветра легче и шумней грозы».
«Всё это, Таня, вечности видение
И за природой милой наблюдение».
8195
«И за природой милой наблюдение,
Да и, к тому ж, и вечности видение.
Призванье ты безмерное моё!»
«Да, Ваня милый, это не враньё.
Я призываю, друг мой, поскорей
Ты Маню, мой любимый, отогрей.
Дай ей сначала радости лица
Обозревать в преддверии конца.
Литературу вырубил топор
Пера стараньем. И на весь упор.
Да и отвага, а потом покой.
Держи ты, Ваня, сам его рукой.
А там, где мы и шелест ветерка,
Там, Ваня, радость, радость на века»
8196
Там, Ваня, радость, радость на века.
Там, где весёлый шелест ветерка.
У Тани у гортани в перевес
Его пред ней довольно крупный вес.
По-русски браво, здорово, давай.
Левей и вправо. Ваня, не зевай.
Уж так. Уж точно. Там уж, там уже.
Как монпансье в ореховом драже.
И только твой. И только, только твой.
Он и цукат, он и изюм с халвой.
Нежней он киви, слаще он банана.
Кудесник он, чудесный член Ивана…
…Проснулся. Врем я в трепете видений
Потока величавых сновидений.
8197
Потока величавых сновидений
Достигло время в трепете видений.
Мне надоело восемь суток спать.
Пора и кудри Ване растрепать.
«Тебе, Иван, держать меня в руке
Намного легче, чем скучать в тоске.
И плыть с тобой нам, Ваня, в никуда,
Пока горит заветная звезда.
Желанья наши слишком непросты.
Нам мало бегать изредка в кусты.
Люблю я страстно, не жалея сил.
И ты меня, мой милый, искусил.
Любви в нас, Ваня, впрыснута река.
А без неё и радость, как тоска.
8198
А без неё и радость, как тоска.
Любви в нас, Ваня, впрыснута река.
Всех поколений ожиданье нег
На нас свалилось, как в июле снег.
Ручьи терзанья потекли для нас.
И вот такой чудесный ананас.
И в каждой льдине есть любви огонь.
Он обжигает трепетом ладонь.
Как ночи тенью по земным дубам,
Веди мне с ленью, Ваня, по губам.
Как утра светом нежен звездопад,
Так умилений мне с тобой отпад.
Любовь не мука, а накал терзаний.
И глубина немыслимых дерзаний.
8199
И глубина немыслимых дерзаний.
Любовь не мука, а накал терзаний.
Она награда. Потому я рада,
Что ты моё спасенье и отрада.
С тобой мы вместе и едим, и пьём.
И в этом месте мы с тобой вдвоём.
Иван, мы вместе и душой, и ртом».
«Не надо, Таня! Лучше на потом».
«Ах, будь ты, Ваня, ласковым скотом.
Да и при этом взгляде, и при том».
«Оставь, Татьяна! Позже как найдёшь,
Когда проснёшься и в себя придёшь.
И испытаешь радость красоты.
И воплотятся все твои мечты».
8200
«И воплотятся все твои мечты
В реальный мир любви и красоты».
«Мы тонем в неге, как ведро в пруду.
И у тебя я, Ваня, на виду.
То мы купаем рыбок золотых,
То оживаем в образе святых».
«То не изба, и даже не корыто,
То уж, глядишь, и всё тут шито-крыто.
В восторге переполнен я тобой».
«И ты мне, Ваня, радостный плейбой».
«Любить природу и овал лица,
И есть любить всерьёз и до конца».
«Да, милый друг. В истоме разгрызания
Тут близкие и дальние терзания».
8201
«Тут близкие и дальние терзания
В истоме и в искусстве разгрызания.
Пойми, Иван. Ведь он не твёрдокаменный.
К тому же он несдержанный и пламенный.
И он всеобщим мнением является.
И естеству любви не противляется».
«А по сему, родная Пенилопочка,
Поворотись-ка ты туда, где попочка.
И повернись ты к Ване, душка, деточка.
А там стоит у стенки табуреточка.
Пускай оно понежится, потешится.
Не надо без причины только вешаться.
Так и отдайся мне без сожаления
Из глубины ночного умиления.
8202
Из глубины ночного умиления
Ты и отдайся мне без сожаления.
И повернись, как было оговорено.
И договором нашим договорено.
А я его туда, как любят скотики,
Уж заведу в живую плоть эротики.
И пусть он там полюбится, потешится.
Да и не надо без причины вешаться.
Ну, вот и всё. К тебе я, Таня, с ласкою».
«Ах, Ваня, милый! Насладимся сказкою».
«Нежнее шёлка. Ближе подоконника.
Быстрее ветра. Тоньше надбалконника».
«И пусть осудят в нас минуту эту,
Пришедшие и канувшие в лету».
8203
«Пришедшие и канувшие в лету,
Минуту пусть тогда осудят эту.
Где мы с тобою, Ваня, веселилися,
И где с тобой мы спермою делилися.
Размазалися ейною сопливостью,
Отмеченные нежности счастливостью,
Скользимые желанием поспешности
И трепетом безвинной неутешности,
С перемененьем в образе и внешности,
Как в несомненной мира бесконечности,
Вкус испытав питаний нам лишь ведомых
В тот дальний миг созвездий андромедовых».
Карету мне! Пойду гулять по свету
Навеянную глупому поэту.
8204
Навеянную глупому поэту
Карету мне. Пойду гулять по свету.
А главное, что мы души не чаем
Друг в друге. И награды получаем.
И вот об этом тут я и пишу.
Простите, но не ровно я дышу.
Любить не трудно, хоть и нестерпимо.
А что желанно, то проходит мимо.
Оно законно, и куда красиво.
Тут притворяться грех, да и спесиво.
Уж если рифмой подобралась попа,
То пусть о том узнает вся Европа.
А остальное чушь и невпопад.
И затухал к рассвету звездопад.
8205
И затухал к рассвету звездопад.
А остальное чушь и невпопад.
Мы, утомившись, долго не вставали.
Потом вино в бокалы наливали.
А дураков ты где-то поищи.
И вот по мискам разливают щи.
Мы ели суп, тефтели и картошку,
Её вложив в узорчатую ложку.
И пили водку прямо из ведра,
Подняв его до уровня бедра.
Грамм триста сорок для пищеваренья.
Но тут пришёл конец стихотворенья.
И с Таней я опять иду в отпад.
И затухал к рассвету звездопад.
8206
И затухал к рассвету звездопад.
Сказать иначе: был денёк отпад.
Погода, я скажу вам, удивительная.
Она была, к тому ж, и восхитительная.
Она. Но не погода, а Мария.
Дрова у нас ещё с весны сырые.
И печку очень жарко истопив,
Укропом в ней картошку окропив,
Сварив её, конечно, очень вкусной,
Я о любви тут вспомнил безыскусной.
А если есть любовь, то и еда,
Как ни на есть, совсем не ерунда.
Вот так ведём историю мы эту.
Куда нам плыть? О чём мечтать поэту?
8207
Куда нам плыть? О чём мечтать поэту?
Ну что ж. Продолжим мы писать про эту
Природу пожеланий и любви.
О ком?.. Ты сам того и назови.
О ком она, история вот эта,
Что трогает струну души поэта?..
А вскоре солнце в гору закатилось,
И тишина на нас с тобой спустилась.
И ночь грядёт с тревогой и надеждой.
И медленно расстались мы с одеждой.
Я попаду туда, где любишь ты
Судьбе отдаться в трепете мечты.
А осенью пора считать цыплят.
Так что же нам вселенные сулят?
8208
Так что же нам вселенные сулят?
А осенью пора считать цыплят.
По осени. Ну, а теперь весна.
Как говорят, солдатам не до сна.
Ну, дальше там за рощей соловьи.
А тут вот всё ещё идут бои.
Бои, они не мелочь-ерунда.
Особенно в те трудные года,
Когда не только в небе соловьи,
Но и когда ещё идут бои.
Не знали мы таких изящных мод
В тот переломный сорок третий год.
На счастье не бросали мы монету.
И шли мы в бой, спасая всю планету.
8209
И шли мы в бой, спасая всю планету.
На счастье не бросали мы монету.
Идя в атаку, думали о том,
Как будем жить когда-нибудь потом.
Пусть даже и без рук, и в сердце с раной,
В войне моторов, в битве той таранной.
Уж добежать туда б, где в танке фриц,
И посмотреть на их поганость лиц.
И чтоб, оставшись жить, не умереть,
И пот с лица, и кровь с лица стереть,
Встречаясь с мамой, с братом ли, с сестрой.
Ведь победитель ты. И ты герой.
Но тут задача бить их без суда,
Пройдя их мимо, и придя туда.
8210
Пройдя их мимо, и придя туда,
Где этих псов давить и бить всегда.
Не так-то просто быть большого роста,
Когда ещё не слушал сводок РОСТа.
А немец крупный. Весь отборный он.
И это вам не Сивки-бурки сон,
А истина не местного значения.
Отсюда вот и делай заключения
О битве предстоящих нам годов,
Полков, дивизий, рот, да и взводов.
Их не охватишь только этим годом.
И всю войну прошёл я пешим ходом.
Была она смертельной битвой века.
И в ней ковалась гордость человека.
8211
И в ней ковалась гордость человека.
В той битве. В этой главной битве века.
И уж нигде не сможет человек
Так отличиться, как вот в этот век.
Эстонцы, финны, русские, сирийцы,
Поляки, греки. А теперь арийцы
Одни на всей останутся земле.
А остальных не встретишь и во мгле.
Так что и ты храни свои мечты.
Там буду я. И там же будешь ты.
И это всё последствие войны
И с той, да и вот с этой стороны.
Ну, а когда закончилась беда,
Взялись мы снова строить города.
8212
Взялись мы снова строить города,
Когда прошла военная страда.
И тут с собой ты должен совладать,
И никуда не должен опоздать.
И ждёт тебя на каждом вираже
Работа и в саду, и в гараже.
Ах, каково без Вани в неглиже!
О, сохраниться б нам на рубеже!
Осталось немцев три-четыре трупа.
А основная их сбежала группа.
Но всё ещё у Вани впереди.
Так ты там, Пышка, Ваню подожди.
Ты потерпи. Такая картотека.
А за углом два танка и аптека.
8213
А за углом два танка и аптека.
Такая вот у Вани картотека.
И чем врага длиннее наблюдать,
Тем легче и задачу разгадать.
И у Ивана хитрая мысля.
Но это будет позже. Апосля.
И он тогда сходить сумеет к Пышке,
Чтоб раствориться с милой Пышкой в вспышке.
Из автомата, что при нём вдвоём,
Мы всех фашистов тут же перебьём
Легко и дружно, да и не натужно.
И уж кому всё это было нужно!
И он ведёт те мысленно бои
За идеалы времени свои.
8214
За идеалы времени свои
Уж и ведёт он мысленно бои.
И он взирает в окна, что напротив.
Ах, Ваня, Ваня, ты ведь и не против.
Вот он такой, товарищ боевой,
Пока ещё достаточно живой.
Такая, брат, конструкция у Вани
И в Дрездене, и в Туле, и в Дирвани.
И тут она для Вани не помеха.
Уж случай был. Рассказывать потеха.
Но расскажу потом. После войны.
А немцы прут с подзорной стороны.
Ну что ж, пора пришла, Иван. Пора
Вымаливать гармонию нутра.
8215
Вымаливать гармонию нутра
Пришла, Иван, такая вот пора.
Она как раз пришла в счастливый час,
И бережёт от лишней пули нас.
Оно, конечно, с дыркою почётней,
Но без неё удобней и вольготней.
Да и сподручней немца воевать
За нашу эту в душу, в бога, в мать.
Отчизну, значит, а не крыть чтоб матом.
И Ваня перещёлкнул автоматом.
Вбежал фашист. Иван его скрутил,
И тут же рядом на пол опустил
Подумывать волнения свои,
И слушать, как умолкли соловьи.
8216
И слушать, как умолкли соловьи,
Он положил его там, где свои.
Иван его с другими положил,
Чтоб он в штаны себе не наложил.
Лежат они втроём уже рядком.
А Ваня ходит взад-вперёд пешком.
Потом ещё заходят испражниться
Два фрица. Ба! Знакомые всё лица!
И рядом, чтобы слов не говорить,
Ложатся кляпом рот себе закрыть.
Ну и лежат. Пускай себе лежат.
А у Ивана ствол в руке зажат.
И соловьи задумались у стога,
Фальшивя от удушия и смога.
8217
Фальшивя от удушия и смога,
Уж соловьи задумались у стога.
На кляпы Ваня вновь простынку рвёт,
И из неё он кляпы эти вьёт.
Зашли ещё два тоже, чтоб посцать.
Но не успели даже *** достать,
Как Ваня в это место как пальнул.
И фриц без шума на землю нырнул.
Таращит очи. С глаз пенсне слетело.
А закричишь, так и обмякнет тело.
Соображает. Сам свой кляп берёт.
Ложится, да и мысленно орёт.
А Ваня говорит: «И, слава Богу».
Поверив и Тельцу, и Козерогу.
8218
Поверив и Тельцу, и Козерогу,
Тут Ваня наш и стал молиться Богу.
И потому он немцев смело бьёт,
И никому он спуску не даёт,
Работу эту делая удачно.
А немец член зажал и смотрит мрачно.
Простреленный. Потом пройдут года.
И будут помнить фрицы, как тогда
Хотел вот этот дрёбаный Керзон
Меж нас посеять робости резон.
Что ж дальше делать, думает Иван.
И разряжает в немцев барабан.
Упали трое. Ну и, слава Богу.
Ну что ж, подумал он, пора в дорогу.
8219
Ну что ж, подумал он, пора в дорогу.
Вперёд идёт. А там их, слава Богу,
Осталось пять. И все в углу сидят,
И на проспект задумчиво глядят.
А Ваня сходу: «Фрицы! Хонде хох!»
Сообразили. Не лишил их Бог
Соображенья. Замерли как в сне.
И автоматы бросили ко мне.
«Капут,  -  горгочут.  -  Русский побеждайт».
Потом меня полковник награждайт
Консервами и хлебом, и крупой
За этот вот нелёгкий смертный бой.
И тут я вспомнил Пышку, слава Богу.
Ну что ж, подумал я, пора в дорогу.
8220
Ну что ж, подумал я, пора в дорогу.
И вот иду я к Пышке, слава Богу.
Мы будем с нею кушанья варить,
И будем мы о многом говорить.
Мы будем годы жизни вспоминать,
И кто убит, тех будем поминать,
Погибших в голод, или на войне,
Едино больно, и не только мне.
У всех, кто выжил, горькая печаль.
И очень мне, уж очень Пышку жаль.
Нам недопелось и не дожилось,
Не дохотелось и не до еблось.
И уносились мысли без труда
В тот дальний путь, в те грозные года.
8221
В тот дальний путь, в те грозные года,
Мысль уносилась. Вечности страда.
И Ваня там. И хоть он и живой,
Он без руки. Но, правда, с головой.
И он не будет недруга колоть,
И научился зёрна он молоть.
Он молот крутит левою рукой,
И помогает правою щекой.
Зерно он перемелит на муку.
А сон клонил Ивана к камельку.
Рука повисла, нечем воевать.
А сзади Висла. Что переживать!
И думал Ваня: «Выйду на дорогу.
И выбор невелик. И, слава Богу».
8222
«И выбор невелик. И, слава Богу».
Так думал Ваня, выйдя на дорогу.
Идёт он к Пышке. Вот он к ней войдёт,
И за собой товарищей введёт.
Болеет Пышка много-много лет.
Болезнь у Пышки не даёт ответ
На тот вопрос: «А что ей Ваня даст?»
Он даст ей кушать. Утку ей подаст.
Заплачет Пышка. Скажет: «Подожди.
Душа болит и холодно в груди».
Потом протрёт лицо он ей рукой.
Да и рассудит: «Глупый я какой!»
И вспомнит Ваня годы и печаль.
А вот друзей ему погибших жаль.
8223
А вот друзей ему пргибших жаль.
И вспомнит Ваня годы и печаль.
Как немца бил он с ними в том году,
Как получил он первую звезду,
Как помогала на ноги вставать
Ему Мария, с ним ложась в кровать.
А у неё ведь был и свой бедак.
Теперь есть дача, «Волга» и видак.
Но в видаке там всё наоборот.
Переродился в гангстеров народ.
А Ваня Пышке уж принёс муку
И говорит: «Я пышек напеку».
И Пышка плачет и в слезах, и в слёзах.
Ах, жаль мне тех, кто не блуждает в грёзах.
8224
Ах, жаль мне тех, кто не блуждает в грёзах.
И Пышка плачет. И подушка в слёзах.
«А помнишь, Ваня, в венском мы лесу
С тобой варили в каске колбасу?
И пили спирт из фляги без воды.
Да и не ждали мы тогда беды.
Война вершилась. Май уж на носу.
Ты помнишь, Ваня, в Шербургском лесу?»
«Да, помню, Пышка, что тут вспоминать.
Давай, родная, мёртвых поминать.
Вот выпьем браги мы за их покой.
Всевышний душу Стёпы упокой.
Да не услышит эти он слова.
А оппозиция, она ведь не права.
8225
А оппозиция, она ведь не права.
И не услышит эти он слова.
Хоть и прошла та страшная война,
Но подошли другие времена.
Когда мы шли, мой друг, на смертный бой,
О чём тогда мечтали мы с тобой?
Что если кто-то будет инвалид,
То у него душа не заболит.
Ты помнишь Стёпу? Он лежит во рву.
Я за него любому пасть порву.
Да не о том теперь моя печаль.
Вот дружбу мне потерянную жаль.
Ах, хороши и свежи были розы!
Потом пришли и вьюги, и морозы.
8226
Потом пришли и вьюги, и морозы.
Ах, хороши и свежи были розы!
Хотелось жить, хотелось воевать.
Но не за эту вот в моче кровать.
Чтоб не расстаться больше никогда
С тобой, мой друг. Прошла уж та страда.
И я ещё и жил бы, да и жил.
И дружбой я бы нашей дорожил.
Зерно вот есть, и есть у нас мука.
А остальное кануло в века!..
Вот я тебе всю нежность отдаю.
И, как могу, уют я создаю.
Ты не печалься, милый друг, терпи.
И нашу дружбу этим укрепи.
8227
И нашу дружбу этим укрепи.
И не печалься, милый друг, терпи.
Прости, товарищ! Пышка призывает.
Словами в нетерпенье обзывает,
Что не даю ей сразу умереть.
Прости, но надо там ей подтереть.
Уже уснула. Тише! Помолчи.
В лице её весны горят лучи.
Ей жить со мной не очень хорошо.
Сотру-ка я таблетку в порошок.
Уж не глотает, трудно ей глотать.
И не могу рецепт я прочитать.
Угасло уж и зрение во мне.
А снайпером ведь был я на войне.
8228
А снайпером ведь был я на войне.
И вот угасло зрение во мне.
По мне-то жизнь с рукою, да с ногой,
Так это ж рай, товарищ дорогой.
Вот скоро Пышка, видимо, помрёт.
А вот меня и чёрт не заберёт.
Прошли мы с нею множество путей.
А без ноги мне вроде и простей.
Штанина мне теперь нужна одна.
А вот сапог второй мне на хрена.
А Пышка спит. Пускай она поспит.
Не получить бы от таблеток спид.
Война, она закончилась давно.
Но не открылось в рай земной окно.
8229
Но не открылось в рай земной окно,
Хоть и война закончилась давно.
А я учиться в ВУЗах не бывал.
Я только жил, работал, воевал.
Отвоевался. Вот теперь живу.
И я кому угодно пасть порву,
Пусть попадётся только мне в пути.
Но мне до Пышки надо бы дойти.
Моя давно от хвори померла.
Мария. Маня с ближнего села.
Уж сразу, как закончилась война,
Меня калеку и спасла она.
Вот десять лет, как и покой снискала,
Который так душа её искала.
8230
Который так душа её искала,
Покой она, любимая, снискала.
А до того, как очень заболела,
Ту хворь свою она преодолела.
Болезнь была в ней, хворость иностранна.
Её названье для прочтенья странно.
Инсокулит на общий паралик.
Онкололгичный этот страшный тик.
Несёт он людям горести и хворь.
И ты уж тут со мною, друг, не спорь.
Нет, разбужу я Пышку. И постель
Я ей поправлю. В том и канитель.
А жизнь стремится в прежние мечты
Как мотылёк летит из темноты.
8231
Как мотылёк летит из темноты,
Так жизнь стремится в прежние мечты.
И даже если Пышка и умрёт,
То не назад вглядаясь, а вперёд.
Не разумею тех я из живых,
Кто не читал из сводок боевых.
Когда в тебя от них летит снаряд,
Ты вспомнишь всё тут сразу и подряд.
И будто мало двух и рук, и ног,
Чтобы тебя живым оставил Бог.
Печальна пуля. И печален взор.
Но не отдайся смерти на позор.
Врага колоть, глаза ещё глядят,
Стрелять в него, стволы ещё гудят.
8232
Стрелять в него, стволы ещё гудят,
Врага колоть, глаза ещё глядят,
Дрова рубить, рука ещё ловчит,
Тебя любить, желанье не молчит.
Плечо ещё ноге моей подмогой.
А что внутри, то ты того не трогай.
Куда успеть? К кому не опоздать?
Да и чего от будущего ждать?
А Пышка спит. Товарищ, помолчи!
Ты видишь, друг! Вечерние лучи.
И портупей поправь, дружок, ты свой.
Вот ты лежишь с пробитой головой.
На фото всем тут взводом мы сидим.
А будет что, тогда и поглядим.
8233
А будет что, тогда и погдядим.
И дружно тут на фото мы сидим.
Вы посмотрите, други, Пышка спит.
Да и бульон уж скоро закипит.
И завывает вьюга у ворот.
Потом налью я ей бульона в рот.
А в гастрономе я возьму вина.
Приду домой и выпью всё до дна.
За вас, друзья, чтоб мирно вам спалось.
Чтоб всё сбылось, что раньше не сбылось.
Чтоб вам мечталось. В прошлом вам досталось
Терпеть в бою военную усталость.
Смотри, товарищ, вот дружки сидят.
А я пойду, куда глаза глядят.
8234
А я пойду, куда глаза глядят.
А вот дружки на солнышке сидят...
…И только вышел Ваня за порог,
Как видит он скрещенье двух дорог.
Пойдёшь налево, сразу в гастроном,
Пойдёшь направо, тоже за вином.
И засмеялся первенно Степан,
А уж за ним и Козырев Иван.
И молвил Коля: «Ваня, не грусти,
Найдём тебе мы бабу-травести.
Смотри их сколько. Подкрути ты ус.
И подбери уж сам себе на вкус.
Они у нас, Вань, вон уж где сидят.
На них глаза, друг милый, не глядят.
8235
На них глаза, друг милый, не глядят.
Они у нас, Вань, вон уж где сидят.
Но есть одна, других она пышней.
Ты посмотри, и подружись ты с ней.
Не баба, Ваня, а бельгийский конь.
Вся в галунах. Стремленье и огонь.
Тебе уж в пору. Ты ведь молодой.
Ах, что за баба! С бешеной… нуждой.
Да что тут думать. Испытаешь сам.
Они всей ротой нынче будут к нам.
Артиллеристки! Конной тягой все.
Во всей своей сноровке и красе.
Вот и обед. И щи. И в них капуста.
А кстати. И в моём желудке пусто.
8236
А кстати. И в моём желудке пусто.
А тут, Иван, морковка и капуста.
Ты наливай. Ты, Ваня, не зевай.
Рот разевай на этот каравай.
Гляди! Уж едут. Все как на подбор.
И с ними ротный дядька их Егор.
Уж развернули пушечьи стволы.
Юбчонки узки. Ротики малы.
Во взглядах строги. Каски набекрень.
У каждой бровки крашены под тень.
И нараспашку девичья душа.
И синь во взорах от карандаша.
Тьфу! Ротный плюнул. «Чтоб вам было пусто!»
А на базаре кислая капуста.
8237
А на базаре кислая капуста.
А ротный плюнул. «Чтоб вам было пусто!
Да и на кой мне это бабовьё.
Я застрелюсь. Уж дайте мне ружьё.
А лучше так, возьму и утоплюсь.
И как я с ними к Господу явлюсь?»
Подходит ротный. Злится и кипит.
«Не подхватить бы от простуды спид».
Серчает ротный. Кроет невпопад.
А девки пляшут весело, в отпад.
А ротный снова: «А снаряды где?»
А девки хором: «Знамо где… в нузде!»
Ах, щёчки, глазки, губки, попки-бочки,
Пьянящий запах, жёлтые кружочки.
8238
Пьянящий запах, жёлтые кружочки.
И глазки, губки, возгласы, смешочки.
Была жара. Был май. Начало мая.
Ложатся спать, штанишек не снимая,
Сапожек лёгких и ремней, и пряжек,
Да и трусов. И сочных чистых ляжек
Уж не раскрыв, заснули королевны.
Как дирижабли в первую у Плевны.
Не спит лишь Пышка. Думает о Стёпе.
А мир шагает взводно по Европе.
И как он строен, ну, а как красив!
И благороден, да и не спесив.
У каждой щёчки, глазки и пупочки.
Глядят на вас из деревянной бочки.
8239
Глядят на вас из деревянной бочки
И рук, и глаз, и юных лиц клубочки.
Лишь Стёпа слышит: рядом Пышка дышит.
И свет ракет мрак вечера колышет.
Снимает Пышка тонкие трусы.
А Стёпа тычет рыжие усы
Туда. Спадают кудри офицера.
И небеса над роскошью пленэра.
И он встаёт. Ей спуску не даёт.
И прямо в ушко что-то ей поёт.
Но рад он всё же. Он над нею властен.
А Пышка лиской из старинных басен
Суёт ему горячие соски
Морковки дольками. И красные глазки.
8240
Морковки дольками. И красные глазки.
Такие вот суёт ему соски.
«Ах, Стёпа, друг мой,  -  думает она,  -
Мы встретились. Ведь я твоя жена».
«Уж вижу, радость,  -  отвечает он.  -
Могу поспорить и на миллион,
Что совпадений невеликий счёт.
А вот таких совсем наперечёт».
«Сними мне, Стёпа, с ног моих носки.
Где ж ты, мой милый? Гладь мне длань руки.
Целуй, любимый! Душу отведи.
А там, что будет, будет впереди».
«Да, радость Пышка, я сожму соски
Блестящих клюквинок». И кровь стучит в виски.
8241
«Блестящих клюквинок». И кровь стучит в виски.
Степан сжимает красные носки.
И тут она кончает в первый раз.
А ранним утром слышим мы приказ.
В атаку. В бой. И прямо в гадовьё.
Тебе твоё. И каждомусвоё.
Готов поспорить он на миллион,
Что не погибнет в этой битве он.
Слова он слышит все на букву «ять».
Проснулся... Где же?.. Где же эта ять?..
Потом к той Пышке приходил Иван.
Там был и Жоржик, И Кустов Степан.
И за рекой он видит двух павлинов.
Ну, а душа желает витаминов.
8242
Ну, а душа желает витаминов.
Он сделал мину, опасаясь минов.
Случайно кнопку чуть он не нажал.
Но в миг последний ногу задержал.
Да и подумал: «Падкие оне
На сук горячий, девки на войне».
А бой смертельный. Бой он не для всех.
И Ваня хочет встречи, как на грех,
Но лишь с любимой, с милою женой,
И этой ночью, и любой иной.
Не поощряет Стёпа взводный хлёб.
Как будто нет других на свете Стёп.
Очнулся. Видит. Пышка, Зина, Нина.
А на подносе свежая свинина.
8243
А на подносе свежая свинина.
И он стоит с рублём у магазина.
На рубль не купишь ты, Иван, ни чё.
И Ваня Ваню спрашивает: «Чё?»
И отвечает Ваня Ване: «Чё?
Вина бутылку, член через плечо».
Пальто на Ване чистый шевиот.
Его никак наш Ваня не пропьёт.
Дают немного. Восемь-семь рублей.
Мария десять лет ходила в ней,
В одёжке этой, что надел Иван,
Войны прошедшей полный ветеран.
Базар лютует. Всюду киоски.
Пласты грудинок, полендвиц куски.
8244
Пласты грудинок, полендвиц куски.
Мечта сжимает Ванины виски.
Богатый нынче вырос урожай.
А ты, Иван, уж мне не возражай.
Ты встречу мая с Пышкой под окном
Запей дешёвым яблочным вином.
Вино не наше, да и не твоё.
А где-то Маша падает в жнивьё.
В раю ли вечном, или где ещё.
Любовь беспечна. Член через плечо.
Вина он выпил. Сделалось теплей.
А вспомнил друга, стало веселей.
А на подносе полендвиц куски.
И кровь стучит взволнованно в виски.
8245
И кровь стучит взволнованно в виски.
А на подносе полендвиц куски.
Вернулся Ваня к Пышке с пузырём
И говорит: «Стаканчики берём.
И наливаем ровно на двоих.
И выпиваем каждый за своих.
И заедаем водку рукавом
В вопросе жизни в фильме звуковом.
Теперь посмотрим, как там в печке суп.
Не подгорел ли жар ячменных круп».
И подсолил водицу он манёк.
Ах, Ваня, Ваня, Ванечка, Ванёк.
А эту мясу, эту недотрогу,
Купить бы хоть полфунта на дорогу.
8246
Купить бы хоть полфунта на дорогу
Нам эту мясу, эту недотрогу.
Да и уйти бы с Пышкою туда,
Куда не ходят даже поезда.
Уж коль и Стёпа, и она согласны,
То времена тут и настанут гласны.
И хватит уж мозги себе дурить.
И только к супу надо б закурить
На посошок. А Пышка?.. Пышка спит.
Она больна и нервами скрипит.
Подходит Ваня, глядь, она мертва.
И откатилась к стенке голова.
Собрался Ваня, видимо, в дорогу.
И вот уж он идёт. И, слава Богу.
8247
И вот уж он идёт. И, слава Богу.
Да, Ваня вышел в дальнюю дорогу.
«Так ты уж, Ваня, к Мане заходи.
Кто знает, что там будет впереди.
Авось поправлюсь. Всякое бывает.
Любовь, она в надежде пребывает».
«Погодь, пока я козочку дою.
Ну, а пальто своё я продаю.
А там куплю говяжьего мясца.
Возьму я лука, перца, два яйца.
И мы с тобой такой закатим пир».
«Плесни и мне Ванюша бригадир».
«Ты пей, родная! Пристегну я ногу».
И вот уж он выходит на дорогу.
8248
И вот уж он выходит на дорогу.
Калиф на час. И пристегнул он ногу…
…Когда я мимо моста прохожу,
Я осторожно на воду гляжу.
Уж очень распрекрасная пора.
Машины едут, глохнут трактора.
Пойду доить я Дусю и Люси.
А почему? Вот ты меня спроси.
Да потому, что я люблю Люси,
Уж слово это будто в небеси.
И у неё там тёмные глаза.
Ну, просто ангел! Крылья и слеза.
А полендвицы всюду дороги.
Я подхожу к столу: «Почём мозги?»
8249
Я подхожу к столу: «Почём мозги?»
«Бери, служивый. Так. Не дороги.
С тебя брать деньги это сущий грех.
Твои расходы делятся на всех.
Бери побольше. Пышку накорми.
И вот кусок баранины возьми».
«А у меня надбитых два яйца».
«Возьми ещё из бочки селедца».
«И вот капусты беленький качан.
Накормишь Пышку. Тут их целый чан.
Бери, бери. Тебя там Пышка ждёт».
Проснулся Ваня и чего-то ждёт.
«Ах, сон!  -  подумал.  -  Ну и, слава Богу».
«Мозги бесплатно. Хороши в дорогу».
8250
«Мозги бесплатно. Хороши в дорогу».
Проснулся Ваня. И поставил ногу
На самый крайний камень тротуара.
Уж вечер. Ночь. И вот мелькнула фара.
Обдало Ваню грязною водой.
И Ваня будто с чёрной бородой.
Костыль сломался. Ваня на земле.
А всё вокруг чужое и во мгле.
Проходят люди. Рук не подают.
«Напился, сранец!» Крестятся. Плюют.
Иван не спорит. Он уже привык.
Конечно, он не молод. Он старик.
Но он ведь не пил. И светлы мозги.
И к ним в придачу обе две ноги.
8251
И к ним в придачу обе две ноги.
Приснились Ване свежие мозги.
И полендвица. И сосисок пять.
И захотелось Ване жить опять.
И тут он вспомнил Дусю и Люси.
А ты, дружок, на небо не коси.
Вот ты идёшь. И гладь вокруг, и тишь.
Зачем ты, Ваня, этот свет коптишь?
Кому ты нужен, старый ветеран?
Освободитель этих наглых стран.
Зачем ты, Ваня, не нырнёшь с моста?
Забыл ты, друг, и Господа Христа.
«Купите души! Забирайте души.
С них холодец получится. Вот уши».
8252
«С них холодец получится. Вот уши.
Берите души. За страданье куши».
Ты будто пьяный, дорогой Иван,
Освободитель этих наглых стран.
Свою прохлопал. Вошки завелись.
Собаки съели. Ваня, веселись.
Культяпкой мёртвой воду Ваня бьёт.
А кто-то злится: «От, дурак, даёт!».
Уж сел ты в лужу, глупый ветеран,
Освободитель этих наглых стран.
Вот только Пышку бесконечно жаль.
И покрывает лик тебе печаль.
А ты, собачка, в Ваню мордой тычь,
И прижимай к нему свой мокый лыч.
8253
И прижимай к нему свой мокрый лыч,
Собачка ты. И с Ваней не долдычь.
Подняв костыль, вздымается Иван,
Освободитель этих наглых стран.
Костыль приближен. Ваня уж встаёт.
Сухарь собачке Ваня отдаёт.
Грызёт собачка весело сухарь,
Породы мнимой ласковая тварь.
Иван доволен, в Ване есть душа.
И жизнь его проходит не спеша.
Он не утратил мужество и честь.
И справедливость в нем, и совесть есть.
Иван проснулся. Трёт Ванюша уши.
«Купите души! За спасенье куши».
8254
«Купите души! За спасенье куши».
И вспомнил Ваня те лошадьи туши.
А возле них стоят четыре фрица,
Да и глядят в упор тупые лица.
И стал Иван тихонько тут плясать.
И стал он грустный свой кулак кусать.
Да и собачка лает в унисон.
Подумал Ваня: «Экий дивный сон!
Неужто явь? И это жизнь моя?»
«Да, да, твоя. Как времени струя».
«Уж не скажи. Не знаю я, милок.
У каждой твари, видно, свой верлок».
Ему собачка мордой тычет в лыч.
«Бери бесплатно!»  -  «Уходи, не тычь».
8255
«Бери бесплатно!»  -  «Уходи, не тычь».
А мордой псина тычет Ване в лыч.
Вот в дверь стучится рыжая свинья.
А эта там кривая рожа чья?
Забиты двери сколами стекла.
И отраженье пьяного чела.
Да и ещё там что-то сверестит.
Как будто ветер с голоду свистит.
«Лицо не пряник,  -  думает Иван.
Забытый воин, лягший на диван.  -
Ну, ничего. Уж Пышка как придёт,
Она тогда порядок наведёт».
Мозги остыли. Мысли нет без мата.
Опять война. И запах автомата.
8256
Опять война. И запах автомата.
И слышит Ваня резкий возглас мата.
Там, на базаре: «Подходи, не стой!»
И снова Ваня со своей мечтой.
Была ты, Пышка, в роте лучше всех.
Любил я твой весёлый зычный смех.
Твой взгляд счастливый. Взгляд был твой лучист.
И в этом Ваня в рассужденьях чист.
Пусть и война, пусть кровь и вечный бой.
Но молод Ваня. Да и горд собой.
Потом нас всех по миру разбросало.
И вот с тех пор тебя и засосало.
Горит свеча в непостижимой мгле
Забытых душ на тонком вертеле.
8257
Забытых душ на тонком вертеле
Горит свеча в непостижимой мгле.
В пылу борьбы, в огне ночных атак,
С пехотой вместе, на броне и так,
Уж скольких нас кручина извела
И не познавших женского тепла,
И не видавших девичьей груди.
И что ещё там будет впереди?
А сколько было жаждущих сердец?
Ушли, ушли. Конец. Конец. Гвиздец.
Ах, дай покоя всем, Всевышний Бог!
О, сколько рук оторвано. И ног!
И пять плевков в тебя из автомата.
И тихий шелест ласкового мата.
8258
И тихий шелест ласкового мата.
И пять плевков в тебя из автомата.
И всё. И всё. И кончен, кончен бал.
Ах, Ваня, ты споткнулся!.. И упал.
Ты жив ещё. Нога твоя в руке.
И голова на тонком ремешке.
И костыли. И Дуся, и Люси.
И грудь болит. Хоть сам себе соси.
«Повесь на дверь, Иван, ты две подковы»,  -
Сказал тебе намедни участковый.
Бутылку с пивом уронил ты, Ваня.
От Пышки будет нынче Ване баня.
И что-то там топорщится во мгле.
И совесть распласталась на столе.
8259
И совесть распласталась на столе.
И что-то там топорщится во мгле.
Не немцы ли готовятся к атаке?
Опять нам поквитаться с ними в драке.
Поди, дружок, попробуй и проверь.
А заодно захлопни эту дверь.
Метель уж нынче. Ваня заболеет.
Да и простуды он не одолеет.
А кто же Пышке утку поднесёт?
И кто еду в кровать ей принесёт?
И кто сотрёт таблетку в порошок?
А там, в углу, уж слышится смешок:
«Сюда, Иван. Сюда. Со мной беда.
Но мы с тобою, Ваня, навсегда».
8259
«Но мы с тобою, Ваня, навсегда.
Твоя я. Я первенная. Да, да.
Да, да, да, да, да, да, да, да, да, да».
Такая вот с Иваном ерунда.
Кто понахальней, тот и преуспел.
А кукушонок Ване песни пел.
«Девчат убили. Ваня, ты-то где?»
«А знамо где. На Висленской воде.
А там, где Висла, тучка там повисла.
И жизнь грозой военною нависла.
Бюрократизмом, взяткой и нуждой
Над той, что в Висле с кровушкой, водой».
А на груди геройская звезда.
Я прохожу сквозь веси, города.
8260
Я прохожу сквозь веси, города.
А на груди геройская звезда.
Повсюду крики: «Ваня! Ты герой!
А где же Стёпа? А Степан второй?
А Пышка?»  -  «Пышка где-то впереди.
Уж со звездою, знамо, на груди».
«А остальные?»  -  «В бане ждут девчат.
Помылись и по тазикам стучат».
«Так, значит, скоро?»  -  «Скоро, милый друг.
Все соберёмся в неразрывный круг.
И затанцуем. Будем пить и жить.
И не резон нам без толку тужить».
А на груди моей горит звезда.
Я прохожу сквозь веси, города.
8261
Я прохожу сквозь веси, города.
Да, да, да, да, да, да, да, да, да, да.
Вот, Ваня-друг, такая ерунда.
Но надо встать и двигаться туда.
Там Пышка дремлет. Ей подать воды.
А как попросит, так и дать еды.
Ах, Ваня, Пышка, видишь, умирает!
Но смерть она, как прежде, презирает.
Она умела преданно дружить,
И завещала нам подольше жить.
А я вот старый полный ветеран,
Освободитель этих наглых стран.
Такой я, Ваня, перец с кислым квасом.
Везде базар, везде торгуют мясом.
8262
Везде базар, везде торгуют мясом.
Да, Ваня-друг, привержен ты колбасам.
Одолевать свою вот эту боль
Ты, Пышка, Ване, милая, позволь.
И не ленись уж, Ванечка-Ванёк,
И загляни ты к ней на огонёк.
Она, небось, тебя там, Ваня, ждёт.
Когда же Ваня, думает, придёт.
Не заболел ли милый мой Иван.
Не завалился ль, бедный, за диван.
Не бьёт его ль пилепсии кадриль.
Не потерял ли, милый мой, костыль.
А там, на Висле, как и в те года,
Течёт из труб кровавая вода.
8263
Течёт из труб кровавая вода
На Висле там. Над Вислою звезда.
Кровь молодеет в нас из года в год.
Иди ты, Ваня. Пышка, знамо, ждёт.
Вставай, дружочек, и на огонёк
Ты загляни к ней хоть бы на денёк.
И тут сойдутся все твои друзья.
Все, как один. Там вся твоя семья.
Там нету тех, кто раньше и теперь.
Живым и мёртвым там открыта дверь.
Так где же это?.. И раскрылась дверь.
Лежу я в луже. Раненый я зверь.
А в облаках я слышу речь Пегаса.
Меняю родину на два бокала кваса.
8264
Меняю родину на два бокала кваса.
Спросите вы хотя б и у Пегаса.
Что за борьба? За чьё на счастье право?
Земля кругла налево и направо.
Всё холодней. И меньше всё огней,
Где бы тебя добром встречали в ней.
И ну давай в воспоминаньях рыться.
Всем, кто погиб, уже давно за тридцать.
А мне так где-то и под шестьдесят.
Глаза в мешках, опухли и висят.
Нам не забыть те чистые пруды.
И как у Рейна, помнишь, у воды,
Ты, Ваня, вспомнил дом свой и уют.
Всё продают. Повсюду воду льют.
8265
Всё продают. Повсюду воду льют.
Девицы в шляпах с розами снуют.
Себя продать, опять перепродать.
Спешат уж мзду хозяину отдать.
И от него куда-нибудь удрать.
И продолжать кощунствовать и врать.
Потом оттуда нас уже учить,
Как нам их спид от кашля отличить.
О, сколько их рождает мать земля
В самом Кремле и около Кремля!
Наоборот, по-старому опять.
Потом вперёд. И снова, снова вспять.
Растраты и доходы льют из горен
На мельницу. А мельница без зёрен.
8266
На мельницу. А мельница без зёрен.
И льют, и льют. И принцип оговорен.
О чём тут я? Как жить? Какое горе?
Все собрались. Уж все мы с вами в сборе.
А пёс мне ногу осторожно лижет.
К проезжей части ближе, ближе, ближе
Костыль подвинул. Ваню б не столкнуть
Туда. А Ване хочется уснуть.
И уж потом проснуться б в чистом поле
В какой-нибудь иной счастливой доле.
И так всю ночь, до раннего утра,
Наш бедный Ваня прожил на ура.
Часы колонные без промедленья бьют.
Минуты сонные безвременно снуют.
8267
Минуты сонные безвременно снуют.
Часы колонные без промедленья бьют.
Поднялся Ваня. Ваня-ветеран.
Освободитель этих наглых стран.
И замахал он правою рукой,
И заскрипел он левою ногой.
И уж подумал: «Прыгну на броню.
И Пышку я с брони не уроню».
А от войны все волосы в пыли.
И не нужны Ивану костыли.
Иван на брони с Пышкой заплясал.
И все ей губы Ваня искусал.
И путь дальнейший Ванин оговорен.
А мельник и убит, и опозорен.
8268
А мельник и убит, и опозорен.
Да съешь ты, ворон, вот остатки зёрен.
И в шрамах пыток, с рёбрами в груди,
Убитых вижу. К ним ты подойди
Со струйкой крови с шеи до колен.
Как будто к немцам угодил ты в плен.
Но то не немцы. Это фраера.
Настала, видно, новая пора.
Берут без спросу наших дочерей
И распинают прямо у дверей.
А там стоит тот с площадью на вид,
Железный Феликс. Будто он Давид.
В заре вечерней стройный истукан.
Над всем висит огромный таракан.
8269
Над всем висит огромный таракан.
И на себя поставил он капкан.
И у него под шапкой голова.
А вместо сердца меч и булава.
А руки  -  руки чистые совсем.
И управляет он на свете всем.
А этот носит на лице пенсне.
И вместо «не» он произносит «нэ».
Он по-грузински подлинный кацо.
И у него еврейское лицо.
На вид он сущий весь интеллигент.
А по английский кадровый агент.
И вся страна запутана как в тине
В зеленовато-жёлтой паутине.
8270
В зеленовато-жёлтой паутине
Вся жизнь у нас запутана как в тине.
Кто меньшевик, кто подлый ренегат,
Едино всё. И ты, конечно, гад.
Японцам, немцам, в пользу англичан
Ты предложил с горючей смесью чан.
Ты погубил посевы на полях
И надпилил стропила на полах.
Ты растлевал речами молодёжь.
Где тонко рвётся, ты туда идёшь.
Предатель подлый ты, космополит.
И у тебя душа не заболит.
Живёшь ты в лучшей из известных стран.
И ты войны прошедшей ветеран.
8271
И ты войны прошедшей ветеран.
Уж ты такой. Прошёл ты десять стран.
И ты шагал пораненой ногой,
Да и махал оторванной рукой.
Потом обратно впрыгнул на броню.
Да и сказал: «Я честь не уроню.
Я Ваня гордый с думой на уме.
Вот только, жаль, сегодня я в дерьме.
В тюрьме народов. Только я не гад.
Кто вам сказал, что Ваня ренегат?
Да сам ты, курва, подлое говно.
Я буду жить. Жить буду всё равно.
Внизу земля. И небо сине-сине.
И по пути я утопаю в тине.
8272
И по пути я утопаю в тине.
А небо в сини, в бесконечной сини.
С утра всё манит, манит, манит, манит.
А воздух греет, нежит и дурманит.
И берег тоже радостно-правдивый.
И небеса туманно-шелудивы.
И этот сад цветасто-белоснежный.
И виноград прохладный, нежный-нежный.
Как будто жизнь идёт не попрекая.
И вот она прекрасная такая.
И нас ведёт она куда-то к раю.
И я живу. Живу, не умираю.
Иду я сам в колонне комсомола.
И хоть могу я полежать у мола.
8273
И хоть могу я полежать у мола,
Но я иду в колонне комсомола.
И в основной своей огромной массе
Я размечтаньем жизни распегасен.
Я не запятнан лживой этой грязью,
И не испорчен надпартийной мразью.
И не творю я тайные делишки,
Обложкой красной прикрываясь книжки.
Не избежал я горя и печали.
И мы с тобой под пытками молчали.
Когда врагов мы позже побивали,
Мы от планеты правды не скрывали.
Я жизнь люблю и песни Як Иола.
Станицы посещаю. Вижу сёла.
8274
Станицы посещаю. Вижу сёла.
И о годах я помню комсомола.
Я Ваня юный. Я и ветеран.
Освободитель я не лучших стран.
Я комсомолец. Я же не палач.
А ты, родная, тихонько поплачь.
Прости уж, Пышка, все мои грехи.
А зори здесь по-прежнему тихи.
Вот рядом Стёпа. Он сказал: «Не трусь.
Вставай за нас. Вставай, Иван, за Русь».
Мы ветераны. Нас тут пруд пруди.
Я Ваня с раной. Боль в моей груди.
Люблю Кобзона я и Як Иола.
Станицы посещаю, вижу сёла.
8275
Станицы посещаю, вижу сёла.
Я представитель клана комсомола.
В избе мы дружно вместе собрались
И за ученье грамоты взялись.
Мы дети угнетённых и бесправных.
Мы равные среди себе же равных.
Козетта, Уленшпигель и Гаврош.
И Ваня тут. И Мэкки-мессер-нож.
Ведут урок Атос и Дартаньян.
Звонок даёт царевна Несмеян.
Урок идёт. Все подняли забрала.
И у меня дыхание забрало
От в сердце непривычного тепла.
А в сёлах экология жила.
8276
А в сёлах экология жила.
И даль вокруг задумчивой была.
Романсом веет. И печаль, и грусть.
Да пусть печаль. Неважно. Ну и пусть.
Пускай грустит мать-матушка Отчизна.
Она моя и боль, и укоризна.
«Не укоряй меня. Не мучь без нужды».
Опять романс. Романсы нам не чужды.
Дворянский дом. Осиное гнездо.
Такое совершалось раньше. До
Переворота. А теперь ячейки.
Рекой душа излей меня из лейки.
А молодёжь, она ведь с Як Иолом.
А я, как прежде, сердцем с комсомолом.
8277
А я, как прежде, сердцем с комсомолом.
А молодёжь, она ведь с Як Иолом.
И Уленшпигель, Санчо, дон Кихот,
Ватагой всей отправились в поход.
Лишь только с дуба ночью я упал,
Как в тот же миг в чеченский плен попал.
Сиди теперь, стучи в ночи зубами,
Да и шепчи горячими губами.
А он уже приличный бизнесмен.
Хотя на вид, увы, не супермен.
Теперь он ходит в красном пиджаке
И с телефоном кнопочным в руке.
И уж эпоха, несть тому числа,
И у меня в заложниках была.
8278
И у меня в заложниках была
Эпоха. Да и несть тому числа.
И мы простились с нею тут, как с внучкой
И с бабой-Бабарихой, да и с Жучкой.
Ты комсомолец, древний друг пещеры,
Ещё давно, ещё до нашей эры,
Ещё до этой пламенной зари,
До Октября. Огнём оно гори!
А у Ивана небольшая рана.
Он сын того из песни ветерана.
Он дошагал с Гайдаром до Мадрида.
И этот турок, и его Дорида,
И дед у них, что сельский предок Жанне.
И приезжали в сёла горожане.
8279
И приезжали в сёла горожане.
А дед у них, он предок Дарке Жанне.
Белеет парус в море одиноком.
А Мальчик-с-пальчик мочит пальчик соком.
И он мечтал найти свою Осоль.
Вот в чём любви и ненависти соль
В её правдивой цели, что у мола,
Где отдыхал он в стане комсомола.
И вздохи уносились в облака.
И грянул бой… Ну, а пока, пока
Белеет парус в море одиноком,
И ищет он консенсуса в высоком.
А волны мчатся к тем, кто были за.
И ей смотрели в чистые глаза.
8280
И ей смотрели в чистые глаза
Не только волны, но и стрекоза.
Жизнь наступала, двигалась и зрела.
И море нежным заревом горело.
И парус рвался, дулся и скрипел.
И ветер над волнами песни пел.
Да и ещё в Литве стоял Икарус.
И он смотрел на этот смелый парус.
«Чего мне тут,  -  подумал он,  -  стоять,
Да и стишки беззубые ваять.
Пускай и мне немного повезёт.
И пусть меня кораблик повезёт».
Играли на трубе и барабане
Там, косточки распаривая в бане.
8281
Там, косточки распаривая в бане,
Играли на трубе и барабане
Два армянина, мельник и абрек.
И с ними был рыбак из ближних рек.
В себе учуяв чьё-то междуречье,
Почувствовав желание абречье,
Он заявил: «Я время двину вспять».
Как будто их не пять, а тридцать пять.
А те, что девять, станут трижды три.
И Морген фри. И нос скорей утри.
И все, заметьте, бегали у мола,
Задрав штаны эпохи комсомола.
А мы стояли там. И шла гроза.
И у меня затеплилась слеза.
8282
И у меня затеплилась слеза.
А в это время грянула гроза.
И Мартин Иден громко произнёс
Поток живых неизлечимых грёз.
Чтоб первый день весенний утонул
Под этих гроз неповторимый гул,
В себе учуяв что-то полугречье,
Заволновалось тучей междуречье.
И госпожа, простите, Бовари
Пошла служить в мужские повари.
Не в повара. Прекрасная пора.
А там уже зелёная гора.
И шар воздушный вздулся Як Иолом,
И задышал на воздухе весёлом.
8283
И задышал на воздухе весёлом,
Поднявшись, шар. И вздулся Як Иолом.
И, лопнув, тут же грохнулся в поля,
Залив собою дол и тополя.
А мы поём неведомо о чём,
Как жирным в морду гуся кирпичом.
И, побледневши, пиковая дама
Смотрела в бездну дерзко и упрямо.
Вы лучше б и не бегали за мной.
Я вас имела прошлою весной.
И вновь запели дальние ручьи.
И ветер лгал желания свои.
А свиньи у раскидистых дубов
Наелись недожаренных грибов.
8284
Наелись недожаренных грибов
Там где-то свиньи около дубов.
И на цепях паслось большое стадо.
А вдалеке высокая ограда.
И мы от нас тот лес не сберегли.
Супруг мы там по пятницам любили.
И чем-то их мы долго-долго били.
Потом домой для брачества вели.
К нам доносились стуки топора.
И это всё случилось не вчера.
Один из них был опытным юристом.
А этот был обычным аферистом.
Ах, грустно мне! И надомною молох.
Да, было раньше весело и в сёлах.
8285
Да, было раньше весело и в сёлах,
В театрах, в ТЮЗах, в вузах, в комсомолах.
Теперь не то. Не то теперь. Не то.
Да и на вас уж новое пальто.
А где же то зелёное манто?
Ах, то не то. И это уж не то.
И те не те. И где девались эти?
И тот не тот. Иначе всё на свете.
Чтоб наказать нейлоновым прутом,
Вас назовут по имени потом.
И обратившись к незнакомой даме,
По полной вы получите программе.
И суп грибной с искусственных грибов.
Не верите? Спросите у дубов.
8286
Не верите? Спросите у дубов.
Они ответят. «Нет уже грибов».
Они вокруг дубов тогда стояли,
Когда Куинжи Шишкиных ваяли.
Грибы гашиша вермишели слаще.
И мы едим их чаще всё и чаще.
Да уж не знать бы вам подобной доли!
А вы тогда там ногу укололи.
Грибы мы засолили и сварили.
И нам они о многом говорили.
Всё было славно. Даже очень чинно.
И всё исчезло как-то беспричинно.
В лесу девиц гуляли господа.
Так было прежде. А теперь беда.
8287
Так было прежде. А теперь беда.
Совсем другие нынче господа.
Совсем другие их гнетут вопросы.
И не в чести уж более матросы.
Они девиц на берег привели.
И там они их всех и полюбили.
Потом они любовь в себе убили.
Ну, а в итоге эти дни прошли.
И красотой, изяществом и стилем,
Вполне сравнимым с Робином и Тилем,
В взаимоотношениях любви
В них пробудилась молдость в крови.
Теперь же, как и в прошлые года,
Печаль на лицах вижу иногда.
8288
Печаль на лицах вижу иногда.
Но и печаль не та уже, когда
Обычным стало вечное похмелье.
А прежде были радость и веселье.
Уж так не извинительно оно,
Как на кассете порное кино.
Стрельба, пальба, погони и агонии.
И никакой естественной гармонии.
Нам бескорыстно дареное Богом
Ведёт к совсем нерадостным итогам.
Уж распустились так, что хоть кричи,
Или гаси последний вздох свечи.
Не радость, а заботы и беда.
Печаль на лицах вижу иногда.
8289
Печаль на лицах вижу иногда.
Идут людей огромные стада.
Их гонят в шахты воины-тираны,
Рабы, послы, евреи, ветераны.
И молодёжь, вполне приличный скот.
И наш Иван среди других идёт.
Вот Ваня наш подвинулся вперёд
И говорит: «Послушайте! Народ!
Куда ведут нас ш шахты? Снова гонят.
Да и по ком тут колоколы звонят?
Доколе нам терпеть такую ложь?
Иди, Козетта. Встань и ты, Гаврош!
Одну печаль уж мы, друзья, встречали.
Но чаще мы не знали и печали.
8290
Но чаще мы не знали и печали.
Зачем мы столько лет в кулак молчали?
Построили мы два десятка Лун.
Стекло и сталь, и кованый чугун.
А где же наши личные права?
Скажи, Козетта, ты ли не права?
Скажи, вчера ты что-нибудь поела?
Иди сюда. Иди, Козетта, смело.
Ты говори. И пусть узнают все».
«Таблетки две. И перец в колбасе».
«Вот видите. Слыхали. Повтори».
«Две белых. И обугленные три».
«А где, скажите, в холоде вода,
Что нам с тобой являлась иногда?»
8291
«Что нам с тобой являлась иногда,
Где тех гонений светлая вода?»
«Они сюда к нам в гости прилетают.
И те, что из орбит себя метают,
Уж мимо пролетели без питья».
«А где, скажи Козетта, жизнь твоя?»
«Да нет её. Вся высохла от жара.
С утра до ночи в пламени пожара.
А утром снова тот же прежний дым.
Сплошные сутки ходим к молодым.
И основная есть у нас работа.
Трудиться до бессмысленного пота».
«А помнишь, нам в торжественной печали
Сочувствие и радость обещали?»
8292
«Сочувствие и радость обещали
Нам, помнишь, там, в торжественной печали,
Когда переводили вот сюда.
Мол, мы не будем резать провода.
Бельё сушить, сказали, лучше где?
А где всё это? Ну, скажи мне, где?
И сколько нам терпеть, друзья? Доколе?
Погрязши и во лжи, и в алкоголе,
В наркотиках и в видиках, и в мраке.
Козетта, что молчишь? Скажи?»  -  «В бараке».
«Да. И скажи, какое расстоянье
Объединяет нас и обаянье?»
«Нас посещали горе и беда.
И жалость к нам бывала иногда».
8293
«И жалость к нам бывала иногда,
Объединив нас с вами в города.
Удушье, смог и лунный блеск грунта,
Воды и хлеба было два фунта
Без кратеров, без жаркого песка.
И только лишь зелёная тоска.
При выходе и входе на работу
Давали нам бессмертие в субботу».
«Вы слышали, на целый раз работ
Понижен основной накал забот».
«Ещё скажи, Козетта, что ещё?»
«Ещё там спать дают через плечо.
И пустота везде многоголова.
Отсутствует там радостное слово».
8294
«Отсутствует там радостное слово.
И там и пустота многоголова.
И даже лёд вам губы не сожжёт.
Там дети продаются. Каждый ржёт.
На четверть километра лунным весом
Просторы бездн там связанные с лесом.
И нас не бьют цепями по утрам.
И, что ещёсмешней, по вечерам.
Да и сжигают кожу в рококо.
И плакать заставляют в молоко.
А также, не позволив грязь сгребать,
Уж начинают к ночи колебать.
И льётся кровь людская, как вода.
И нет там светлой дали у пруда.
8295
И нет там светлой дали у пруда.
Расплатой там унынье и беда.
И за такую радость погибать?
Так лучше пальцы фигами сгибать.
И, возвращая вечность немоты,
Увидеть, как не спят в садах цветы.
Жить продолжая в мире шабаша,
Там замирают сердце и душа.
Уж подошёл мучениям конец.
И каждый умер, взрослый и юнец.
И над рекою перекинут мост.
И моют вам там голову и хвост.
Поступка бескорыстного не злого
Там нет уже. И там умолкло слово».