На Ломоносовской, в занюханной панели,
где в лифте надписи увесисты и кратки,
мы были счастливы не более недели,
любви своей возделывая грядки.
То было лето, ночи все белее,
белеют острова на смуглом теле,
которое, все меньше вожделея,
познать до атома невольно мы хотели,
да расплескали, вылили наружу,
обсохли, не доехав до заправки,
и вот я память бережно утюжу
и выдаю разглаженные справки,
в которых дата, место и под ними –
слова, опять увесисты и кратки,
в которых прячется утраченное имя
той, с кем любви возделывались грядки.