44 ярких напоминаний из жизни странствующих артистов
Год назад у нас были Оля и Женя Яблоковы. Собирали какую-то ягоду, мы им помогали, а потом вчетвером сидели во дворе за столом. Поставили скамейки и стулья, огромную сковороду с картошкой и котлетами, летний салат из помидоров и огурцов. Ты был весел, как здоровый человек. Ты вёл себя всегда очень мужественно.
Помню часто сжигал сухие ветки на костре, ты, ведь, иногда падал рядом с ним, радуясь, что рядом, а не в него.
Иногда тебе помогала Люба, нося и добавляя сухостой, поддерживая огонь, а если он сильно разгорался – брала грабли и выполняла твои указания. Ей нравилось работать с тобой, нравилось подвязывать малину. Она сейчас подходит к тем кустам и вспоминает всякий раз, как вы недавно, совсем недавно, трудились вместе.
А я вспоминаю, как, приехав из «Горизонта», мы ходили с тобой на Оку купаться, и году, наверное, в 95-ом, стояла такая жара до 10 сентября, что снова и снова хотелось в воду. Ты – отличный пловец, никогда не упускал возможности поплавать рядом со мной – я навсегда осталась слабым новичком, которого нужно опекать и учить. Ты выходил из воды позже меня и холодной и нежной рукой трогал горячую спину – не перегрелась ли?
Однажды мы гостили в Заволжье и перед отъездом ты меня повёл на Горьковское море. Купался только ты – я волновалась, чтобы далеко не заплывал и сидела на камнях и ждала тебя.
Помню, как один раз вечером после концерта в санатории «Городецком» мы поехали ночевать в Заволжье к Брусиным.
Как обычно, возвращаясь оттуда в Нижний на электричке, ты смешил меня при каждой остановке, говоря: «Козино – это здесь обитают одни лишь козы». На каждую станцию у тебя находилась своя выдумка.
Как в Заволжье нас хорошо принимала твоя мама.
Когда мы впервые играли в санатории ВЦСПС – после твоей песни «Город детства – Новгород Нижний» плакал зав.клубом ВЦСПС Владимир Михайлович Быков (последний раз я его видела в кремле давно – хорошие люди не живут). Её же хотел спеть прекрасный вокалист Александр Иванович Вилков, главный редактор Приокского радио, но его голос был слишком благополучный баритон, и он посоветовал отдать знаменитому в прошлом Трошину.
Помню, как ты у Вилкова писал позывные для радио как первый раз приехав в санаторий «Автомобилист», мы разминулись с высланным за нами автобусом и пришлось три километра идти пешком с тяжёлым концертным аккордеоном, как после полуторачасового концерта в санатории-профилактории НИИИСа, когда слушатели нас не отпускали, постоянно прося ещё и ещё исполнять произведения прошлых десятилетий, после выхода из зала, и уже на улице у тебя началась гипогликемия, и я раздобыла шоколадку для тебя; как играли на маленьком теплоходе для Волжского начальства и на большом – для мед. работников; как я грубо разговаривала с породистым цыганом-скрипачом (и было – за что) а Валера за меня переживал, готовый в любую минуту вмешаться (слава Богу, должен бы сказать цыган, что ты был в каюте, а не на палубе). Цыган хотел бы из меня ещё «доить» концерты.
Когда мы с тобой только приехали в Нижний – слушали органную музыку в консерватории.
Перед отъездом из Грозного мы с Ларисой Курановой, которая нам надавала контрамарок в театр им. Лермонтова, лечили тебя спектаклями. Я ходила с тобой через день, или через два, и ты постепенно начал оживать.
Ты обратился в Грозном к одному шарлатану, прописавшему не нужные тебе травы.
Помню, как ты оставлял постоянно шапки и часы, что вешал часто тут же на сучок тутовника, который собирал рядом.
В Грозном часто проходили собрания творческой интеллигенции, на которые приглашали руководство города. Так был приглашён председатель горкома Куценко. Мы с тобой дали ему прозвище «рыбий глаз». (Потом писали, что его постигла трагическая судьба при странных обстоятельствах). А тогда он был «на коне», и ты вспоминал, как я ему предложила рационально использовать огромный (вскоре разбомблённый) высотный горком (тогда только отстроенный) под диагностический центр.
Как однажды ты не пришёл в Грозном на концерт, а я, зная твою пунктуальность, очень волновалась и предположить могла всё – лишь не то что произошло. Ты не явился на концерт (!) оставшись с другими в поддержку Завгаева у здания горкома.
Помнишь, как мы на концерте в зрительном зале оставляли нашего непоседу, маленького сына, и как он иногда шумел, а ты был в восторге!
Как твоя мама, приехавшая помочь нам, пошла за молоком – и чуть не попала под перекрёстный огонь. Автоматные очереди обычно звучали где-то далеко, и очень мирно нарушали тишину и разбавляли ребячий гомон во дворе. Помню взрыв бомбы рядом с рынком, мимо которого я проходила.
Весной 1986 года с Любой был случай, показавший, что она – мужественный человек и умеет правильно расставить акценты. Возвращаясь однажды из художественной школы, она заметила странный взгляд кавказца лет 17-ти. Когда вышли из автобуса – он тоже – и за ней в подъезд. Пока она вызывала лифт – увидела за спиной силуэт. Лифт открылся и этот тип сделал ей гнусное предложение и начал уже распускать руки. Люба приняла решение – и к двери на 1-ом этаже. И руку – на кнопку. Но не нажимала, думая, что людей там может и не быть, и тогда он уже перестанет бояться. Сказала: «Только подойдёшь – нажму!»
Минут 10 он то убегает, то возвращается и, наконец в подъезд заходит знакомый мальчик и в закрывающуюся дверь вбегает Люба и на прощание ведёт себя, как ребёнок, показав язык.
Ещё несколько слов о Любе и её подруге Тане Крыловецкой из Караганды, где у неё остались родители и четверо братьев и сестёр. Саму её отдали в Грозный тётке «напрокат». С помощью Тани ей нужно было получить квартиру. Таня была удивительная девочка, а сейчас, наверное, хорошая жена и мать. Тогда она меня удивляла своей дипломатией и сообразительностью. Спортсменка, отличница, хорошая подруга, помощница в хозяйстве, лидер в коллективе.
Что мы готовили в Грозном? «Русский плов» из гороха, лука, помидоров и яиц; тушёную нутрию с чесноком; чебуреки; наполеон; варёную сгущёнку (которую я делала сама из молока с сахаром).
Я вспоминаю, как мы танцевали с тобой у Володи из Орехова-Зуева в комнате общежития и я была «на сносях» Валерой, а ты пьян настолько, что мог сбить тумбочку, или не увидеть стену, хотя наш друг выпил больше и хорошо себя чувствовал. (До этого ты меня попросил сходить за водкой, сказав, что это поможет тебе вылечить простуду). Это милые воспоминания.
Тебе года через полтора нравилось дразнить меня, стоя за зарплатой у кассы филармонии, и пока никто не замечает, целовать в плечо и смеяться, видя мою незащищённость и растерянность.
Иногда в Чечне мы ходили купаться на Грозненское море в Черноречье (затопленное кладбище переселенцев, не выдержавших геноцида 1943-го года).
Рядом была остановка автобуса к нашему загородному участку, где однажды меня укусил клещ. Его я приняла за какую-то непонятную болячку, пожаловалась, а ты сразу же увидел у «болячки» лапки и начал дёргать его и лить подсолнечным маслом и керосином и приговаривать: «Нет, не уйдёшь, сейчас я тебя…» Но всё же потом отправил меня в дежурную больницу.
Мы катались по озеру парка Кирова, где плавали лебеди (я еле смогла зайти в лодку – так она качалась) потом кружились на «Чёртовом колесе». Сейчас я понимаю – это всё было для меня.
Помню, на открытой площадке в Грозном мы часто давали концерты, и там наш маленький Лелик потерял дорогую ему «Куку-Лялю», жёлтого конусообразного клоунчика; как года в четыре Лелик, вместе с Русланом, постарше Валеры, сыном Тани Демакиной, залез на крышу дома, пока мы рядом в оркестре репетировали. Конечно, репетицию прервали и ты осторожно, чтобы не спугнуть, полез за детьми. Как ты собирал вишню у сторожихи за ведро ягоды; как волновался за меня и встречал, когда я впервые в Грозном уехала на почтамт; как я в Нижнем уже, оставила сумку с концертным платьем, дорогой брошкой и документами прямо на остановке в Подновье, любезничая с тобой после концерта ( ты был так улыбчив со мною, что я забыла обо всём на свете) а потом взяла такси – сумка была на прежнем месте (Этот случай описан позже в любимом всеми стихотворении «Дорожная сумка»).
Только в книге с сокращениями случайно оказалось свободное место, и здесь я вклиниваю эпизод, несколько откровенных строк о приезде Никиты Михалкова в Нижний Новгород с презентацией своей кинокартины «Анна». Почему-то этот приезд вызвал ажиотаж и потянул за собой длинный хвост знаменитостей, политических и религиозных деятелей. На первом ряду сидел наш губернатор Борис Немцов, рядом с ним – важный духовный сановник. Далее, в 5-6 рядах – известный режиссёр Сергей Бондарчук, столичные актёры и актрисы. Сейчас, через 10 лет, я могу выхватить из памяти образы Людмилы Гурченко и Федосеевой-Шукшиной. Мне запомнился её взгляд, когда я была перед зеркалом на 2-м этаже, делая последние приготовления перед приветствием-выступлением нашего «РЕТРО» для Михалкова (это были мелодия и танец из «Жестокого романса»). Сколько в этом взгляде было ревности к моей молодости! Долгое время я не могла дать объяснение такому взгляду.
Об этом я вспомнила, смотря по телевизору «Жестокий романс»
Помню, как в Заволжье мы были у твоих дедушки и бабушки, которые нас угощали жареными грибами. Помню, как пришли в гости к твоим тёткам, которые ссорились, и я хотела зайти, а ты меня, смеясь, увёл. Как я тебя увезла из консерватории с Карлушиного урока, и как ты был рад, что я не позволяю тебе жить в общежитии без меня. Как будто я с тобою сейчас вместе – такое умиротворение и радость.
2 июля - 29 августа 2004 года