Всё о том же

Илья Цейтлин
Бегуны


Пытливый ум, томимый, в детстве, жаждою,
теряет постепенно аппетит.
Мы – бегуны.  Дистанция у каждого
своя и, что в дороге предстоит
неведомо.  Известно только прошлое,
и то частично, всё не удержать.
Искусство суррогатностью подкошено,
сколь ни старайся, ложь на нём, как ржа,
иль хуже – плесень.  Но его творения
растут, без сожалений и стыда.
Так день за днём, в надежде на продление,
мы всё бежим неведомо куда,
а оглянуться не на что и некогда,
и некому, –  с уходом бегуна.
И сколько ни бросай в былое невода,
всё больше тина, ракушки со дна,
улова нет.  На грани истощения,
казалось бы, столь населённый пруд.
Бежим, лишь иногда прося прощения,
у тех, что, вероятно, встречи ждут
в иной, непостижимой здесь инстанции,
дарующей тревогу и печаль.
Бежим, скрывая страх сойти с дистанции
бесследно.  Да оставим след едва ль...




Щепка


Всё бежим, подбирая к извечным загадкам отмычки,
полагаясь на опыт, увы, попадаем впросак.
То, что истинно ценно, прикрыто вуалью привычки.
То, что кажется ценным сегодня, на деле – пустяк.
Сколько пота и слёз угодили в болото «Напрасно».
Сколько нервов растрачено, нынче не вспомнить на что.
Календарь да часы своё дело вершат беспристрастно.
За плечами судьба, где, всё больше, не те и не то.
Но ведь были и есть То и Те, что пока ещё рядом,
это счастье и есть, как его научиться беречь?
Разглядеть, хоть на миг, это всё, что, пожалуй, и надо,
но гораздо умнее владельца ритмичная речь.
А владелец, как все, всё бежит, «на потом» оставляя,
хорошо понимая, что это «потом» – Никогда.
Всё бежит по карнизу судьбы, постоянно у края,
на бегу задыхаясь напрасным удушьем стыда,
бесполезной печали и горькой, безмерной досады,
что ложатся, поспешно, в заметки, строка за строкой.
Осознавший, что истинно ценно, понявший, как надо,
неспособный бороться, как щепка, с могучей рекой...




Тонкокожесть


Вдруг захлестнёт, до головокружения,
волной эмоций и качнётся свет.
Всё – результат игры воображения,
реальность есть, но, в то же время, нет
картинки точной.  Индивидуальная,
она теряет, в отраженьях, суть.
Так и судьбу зовут «Дорога дальняя»,
а, на поверку, – скоротечный путь,
теряющийся в облаке похожести,
как канувший в густом тумане свет.
И лишь душа кричит от тонкокожести,
хотя души, в телесном мире, нет...