И походка не та. Заплетаются ноги. Усталость.
Занесло без причины и смысла в опасную небыль.
И в глазах у меня... Нет, не голод. А слёзы и жалость
к голубому над жёлтым высокому небу.
К хлебу, оставленному в поле и звонницам
на окраинах сёл, к побитым подсолнухам.
Будто шла огородами лавою конница,
или драконам огненным не хватало воздуха.
Вот и зуб стальной впился в брёвнышко,
да расклинило дерево, повело.
А вон там опоясало ясно солнышко
алюминиевое крыло.
Сколько паутины... Пустоши накрыла сеть.
Молодые липы - от лопат черенки.
Потеряли листья. Здесь гуляла плеть?
Или девки цвет собирали в венки?
Эй, прохожий встречный! Что улыбка щучья?
И лицо у тебя - жёлто-мертвенный пластик.
А зрачки - словно острые волчьи крючья
или росчерки чёрные маленьких свастик.
Может, к лешему ведёт средь полей дорога?
Запашок от тебя... Чисто, брат, сивуха.
По обличью - из славян, а похож на Ван-Гога.
Под шарфом на башке - забинтованно ухо.
И зачем мы тут? Что свело здесь нас?
Не с ума - рассудка. А в лощине сонной...
Мне мужик протягивал чей-то синий глаз
на распахнутой ковшом старческой ладони..
Боже! Всё - по Гоголю. Эх, драматургия!
Заплясали мёртвые в хороводе души.
А Ван-Гог безухий превратился в Вия,
поднося мне самогон и свиные уши.
Тень ложилась на плетень паутиной сети.
Загудело, словно палкой разбивали улей.
Плети засвистели? Нет, кричали дети,
поднося к лицу мне в шоколаде пули...
От дороги разбитой иного не требуй.
Чертовщина привидится? Это усталость.
И в глазах у меня... К жёлто-синему небу
не любовь... Только - жалость.
Из блокнота Донбасс