Вода лилась с мансардных крыш,
а тучам неба было мало.
Казалось, плакал весь Париж
осколками своих кварталов.
Казалось, вызов принимал
на безнадежное сраженье:
и шанс был бесконечно мал,
и нет путей для отступленья.
Был час от часу плоше день.
И город сдался.
Бога ради
губами мокрых площадей
молил беззвучно о пощаде.
И лишь гордячка Tour Eiffel*
в невидимую, сколь не пялься,
в одну ей ведомую цель
вонзалась в небо острым пальцем.
*Эйфелева башня