Она склонилась у куста,
святая чистота –
когтей обкусанных краса,
уже и без хвоста.
Весенний ветер рылся
в густой её шерсти,
я с челюстью отвислой
забыл куда идти.
Слюной прибила прядь волос
на женственной спине,
оскалив жёлтый ряд зубов
приветливо вполне.
Пылал на небе древнем
закат, призывно ал;
обнюхав – хоть зачем мне? –
я понял, что пропал…
Минуло время потных шкур,
затем и белых мух,
сменилось их не менее,
а даже больше двух.
Встречаю ту красотку,
с ней рядышком малец –
упрямый взгляд, походка –
ну, вылитый отец!
С утра в пещеру им принёс –
впервые был так рад –
ушей кабаньих, пол-змеи
и печень буйволят.
Но волю за неволю
охотник не отдаст –
совсем дурак он, что-ли –
заглянет в месяц раз…
– Разводят безотцовщину!.. –
судачит круг подруг,
и милой всё печальнее
изгиб надбровных дуг.
В подмышке блох кусая,
спросила без затей:
– Когда всё будет, Зая,
у нас, как у людей?
В реликтовом родном лесу
врагам со мной беда –
топор тяжёлый кремневый
за поясом всегда.
А сердце-то не камень,
хотя таков наш век –
женился всё ж я, парень,
как честный человек…