Реформы царя Петра Первого
(для народа во-истину – жуть)
И Бирона правленье прескверное
Канули в Лету и путь
Жизни российской улучшился
Даже хотя б потому,
Что горем и болью не мучили
Войны народ и в дому
Империи послепетровской
Стало полегче дышать;
Европейской культуры проростки
Стали активней внедрять
В высший слой русского общества,
В ней пробуждая искус
В виде свободного творчества
В деле художеств, искусств.
В этих подвижках примерная
(Сумарокова дочка* сама)
Катерина Княжнина была первая,
Кто рифмованного письма
От мужского лица свои вирши,
Принёсшие ей похвалы,
Опубликовала под нишей
«Тудолюбивой пчелы»**.
Сумароков считал, что негоже,
Его доченьке Катиньке брать
В свои руки Пегасовы вожжи
И имя пришлось ей скрывать.
Он считал, что важней ей балы,
Замужество, дом и семейство
И продолженье семейного де'йства –
Детишки в дому мал-малы.
POSTskriptum.
Так под водительством папиньки,
Юная Сумарокова Катинька
Стала ему потворщицей,
А позже и стихотво'рницей:
Первой деви'цей российской
С Аполлоновою цевницей***.
21.09.17г.
Борис Бериев
* — Екатерина Александровна Княжнина, русская поэтесса (годы жизни: 1746 – 1797), первой напечатавшая свои произведения – дочь поэта, драматурга и литературного критика; одного из крупнейших представителей русской литературы XVIII века А.П.Сумарокова (годы жизни:1717-1777гг.)
** — «Трудолюбивая пчела» - первый русский частный журнал, издававшийся литератором Александром Сумароковым в Санкт-Петербурге в 1759г.
*** — Цевница - поэзия, преимущественно идиллическая или буколическая, поэтическое вдохновение, поэтический дар.
ИЗ СТИХОТВОРЕНИЙ ЕКАТЕРИНЫ КНЯЖНИНОЙ:
На морских берегах я сижу,
Не в пространное море гляжу,
А на небо глаза возвожу,
Стон пуская в селение дально.
Сердце жалобы к небу возносит печально:
Ах, злодеи нас мучат нахально!
Правосудное небо воззри,
Милосердие нам сотвори
И все действия мои разбери.
Во всей жизни минуту я кажду
Утесняюсь гонимый и стражду,
Многократно я алчу и жажду!
Иль на свет я рожден для того,
Чтоб гоним был, не знав для чего,
Чтоб не трогал мой стон никого?
В день и в ночь мной тоска обладает;
Томно сердце всечасно рыдает, —
Иль не будет напастям конца?
Вопию ко престолу творца:
Умягчи, Боже, злые сердца!
***
Тщетно я скрываю сердца скорби люты,
Тщетно я спокойною кажусь:
Не могу спокойна быть я ни минуты,
Не могу, как много я ни тщусь.
Сердце тяжким сном, очи током слезным
Извлекают тайну муки сей:
Ты мое старанье сделал бесполезным:
Ты, о хищник вольности моей!
Ввергнута тобою я в сию злу долю,
Ты спокойный дух мой возмутил,
Ты мою свободу пременил в неволю,
Ты утехи в горесть обратил:
И к лютейшей муке ты, того не зная,
Может быть, вздыхаешь об иной;
Может быть, бесплодным пламенем сгорая,
Страждешь ею так, как я тобой.
Зреть тебя желаю, а узрев, мятуся
И боюсь, чтоб взор не изменил:
При тебе смущаюсь, без тебя крушуся,
Что не знаешь, сколько ты мне мил;
Стыд из сердца выгнать страсть мою стремится,
А любовь стремится выгнать стыд;
В сей жестокой брани мой рассудок тмится,
Сердце рвется, страждет и горит.
Так из муки в муку я себя ввергаю;
И хочу открыться, и стыжусь,
И не знаю прямо, я чего желаю,
Только знаю то, что я крушусь.
Знаю, что всеместно плена мысль тобою.
Вображает мне твой милый зрак;
Знаю, что, вспаленной страстию презлою,
Мне забыть тебя нельзя никак.