Когда бы родину представить человеком,
она была бы нянею моей –
простой, голубоглазой, с гребешком
в серебряных коротких волосах.
– Ну, дочка, – говорит, – иди побегай,
недолго, да коленки не разбей,
а то гляди – по жопе ремешком!
И у окна сидит, как на часах.
Смеётся – а в глазах другая жизнь,
там боль, война, вдовство, немая мука
о пьющем сыне и его жене,
которая ни слова без ругни.
– Ты, – говорит, – мне, дочка, расскажи... –
Молчит, глядит на высохшие руки.
– За что такая жизнь досталась мне?
Сама не понимаю, подмогни.
А я глупа – дитё и мотылёк,
мне посидеть-то с нею недосуг...
Всю жизнь храню прохладу этих рук
и беспросветность памяти её...