Рябины - море, цвета сурик.
Бери в горсти.
Кричат в безумстве где-то куры.
Яйцо! Прости.
Бери, мол, тёплое ещё.
Всего одно.
А, кто-то в сумерках плащом
взмахнул. Окно
вдруг заслонили чьи-то тени.
Ремни потёрты.
Мелькнули голые колени.
Идут когорты.
Шагают тяжко. Маята...
А, что... Поход.
Упала кровь на медь щита.
Ну, вот, ну вот...
И, вроде, голос с хрипотой:
- Тащи, тащи!
Коней веди на водопой,
стирай плащи.
И полоскай. Велит устав,
подшей канву.
Потом ложись на ложе трав
в листву, в листву...
Видение, мерещится? В закате миражи?
Но виден за воротами костров прозрачный дым.
Раздался звонкий скрежет. Так точатся ножи.
И так снимает ржавчину с мечей и копий Рим.
И вроде бы палатки,
ограда из бревна.
На панцирях - заплатки
за рамою окна.
Да, что там? Ветер? Ой-ли. Так камень из пращи
выходит, словно пуля в глаз мишени.
Так сбрасывают с плеч багряные плащи,
и потирают в тайне усталые колени.
А сумерки всё гуще, но за окном пестро'.
На небе больше звёзд, и ярче всех Венера.
Вон грохнуло в сенях... Наверное - ведро,
тяжёлые шаги легионера.
О, Господи! Куда? Открыто... На постой?
Молчание. Тяжёлый запах пота.
Я дверь толкнул ногой. Лежит ведро пустое,
но оставалось эхо от выдоха и шёпота.
Почто вы к нам сюда? Зачем вы так со мной?
Куда вы забрели? Тут сонная лощина...
Эй, красные плащи! Ах, чёртово окно...
И в сумерках - рябина.