Море хоронит волнами тлен.
Мордою к небу застыл тюлень,
и в обрамлении лужи
туша лежит белужья.
Чайки, что дятлы, долбят кору
тела, надеясь найти икру,
пока наблюдает маяк-истукан
как шелушится под ним океан,
который за чашу сойдёт бытия,
и пусть непригодна вода для питья -
неважно, коль ране усвоил смерд,
что высшая мера для жизни - твердь.
Здесь разуму в пику признаешь то,
что вечности имя и есть потоп,
что реки, арыки, пруды, акведуки -
поры ледниковой предсмертные муки,
но будет всегда крещена суета
покуда бушует живая вода.
И где утоляется берега зуд,
моленья креветок уже не спасут -
там, чавкая дырами, смотрит баркас
что выкинет море на этот раз.