Вроде вот они, лица — да только ведь знай — не те:
В каждом чудится берег, да некому бросить якорь.
Вспоминаешься — будто вспыхиваешь в темноте:
Ни наскульных веснушек, ни славной нащёчной ямки —
Ни единой черты,
лишь свет —
столь родной, что яркий
До резиновой тяги в моём зачерствелом хребте.
Сразу двор, что во мне, —фонарём лихорадужных лет
Обнажён: видно всё, чем к тебе был я нежным и вредным.
...А на кухне дымят и целуются. Режу хлеб.
Попадаю по пальцу — из ранки идёт время.
А на кухне поют. И песня, как чай с имбирём, —
Горяча и горчит. Щиплет нос изнутри попутно.
Вроде вот они, люди: да все — близнецы под пудрой
Пьянки всЕнощной; каждый ласков и изнурён.
В каждом хочется берега. Так, что мечусь по волнам,
С языком, от вина
Шершавым, как крепдешин.
Извини, это — крик души.
А на кухне бедлам. И время похоже на ром:
Так же хлещет в глотку —
пьяняще,
само
и мудро.
Ты во мне — фонарём.
Ты во мне — торчишь фонарём.
Не уходишь, но гаснешь, когда наступает утро.