Милая!.. Говорю с тобой — из окопа,
Каждое слово бабочкою выпуская
В мирное, мирное небо твоей души.
То, что — вслух — онемелым никак языком-то;
То, что — огромно, как перезвон пасхальный, —
Сердцем кричу тебе. Слышишь? Оно дрожит.
Нет... Не кричу. Рокочу! — огромной любовью,
В мякиш крошечной жизни зубами вцепясь.
Слышишь ведь: знаю, готовый к любому бою,
Кроме того,
в каком суждено —
...пасть.
Милая, мы четвёртый день под обстрелом!.. —
Эдак поймёшь, отчего пугают огнём.
Густо-седой,
воздух кажется
постарелым —
Чёрт! — точно всякий из нас, стОну... тонущих в нём.
Чёрт подери!.. Страшно, милая, как ни крепись мы —
Мы, не просившие ни золочёных — на лацканы,
Ни горячих, гремучих, свинцовых — в живот.
Знаешь, я ненавижу... себя — за письма
Тем матерям, чьих безусеньких, недоласканных,
Хоронил,
стыдясь того,
что живой.
Братьев! Своих — хоронил в солёную грязь
Словно в бреду — рыдая и матерясь.
Милая... Слева! Славка, наш активист, —
Навзничь! И замер — глазами — пустыми, сурьмЯными.
Справа
умолк ничком
под вселенский визг —
Макс.
Из окопа один, как перст, — удивись! —
Нагло, как средний перст, устремлённый ввысь,
Каской-напёрстком торчу. Эх, помру безымянным!..
Слышишь ли?.. Каждый подохнет здесь безымянным!..
Там, наверху, хохочет шальной монтажист,
С нами сроднивший проклятое ремесло.
Тут пред глазами проносится целая жизнь
Между «Ложись!..» и «Господи, пронесло!»
Целая жизнь, что смеётся на мирном ветру...
ТЫ пред глазами — смеющаяся: «Обними?..»
Нет!.. Не паду!.. Нет — конечно, я здесь — не умру!..
Слышишь меня? Моя милая, милая, ми...