По вагону метро надтреснуто воет нищий,
Заполняя пространство пугающей вонью дна.
Он потрёпан и непонятен, как толстый Ницше
На коленях у парня с гривою цвета пшена.
Нищий жалобно-горд, словно плечи этой старухи,
Что согнулись под тяжестью еденных молью лат.
У неё голубые глаза; голубиные руки:
Вот одна — на поручне, вот другая — кулак.
Он идёт по вагону, почти как румянец — деве,
Опустившей блондину голову на плечо.
— Люди добрые! — вслух.
Про себя же, конечно: — Где вы?..
Он идёт по вагону. Он, кажется, обречён,
Потому-то внезапно встаёт и взрывается песней,
Хриплым эхом далёкого «Эх, гуляй, молодой!..»
И старуха
как-то дерзко
срывает перстень
И кладёт на его распахнутую ладонь.
Нищий воет: песня душит, как редкий невод;
Шелохнёшься ль под сетью шальных-то «люлей-разлюлей»?
Вновь идёт, как дождь — из голубеньких глаз неба,
Что стекает слезами по сжатой в кулак Земле.