Светом в глаза, стальным прутом об стол:
Звук поглотил коридор. Взгляда укол —
В брови, в душу, насквозь-навылет, чай
В подстаканнике дымно парочком лез, ай,
Горячо, плескануть если в рожу...
Стул-то привинчен. Порядок всех мыслей.
Головой мотает — от взгляда что пулей.
Размыкает межгубно: "ничего не скажу".
— Не слышу я, громче! — тянет парашей.
Из коридора. Или другое тут. Или он сам.
— Сколько продал за месяц всего "калашей"?
Тихое зарево ярости. Опер как ангел. Ада.
Бывают ангелы ада? А рая бывают? Хам.
Пугает своей тут железной палкой. Суда
Надо ждать, оправдания, легче... будет.
Но после. Сейчас — сугубо ж хреново.
Сейчас он вытащит правду. Правду? Снова
По камере ползать годами — мутит.
Прут поднялся замедленно. Трах. Звук.
— Не жалко стола? — он вскинул глазами.
В них полчища праведных мук — жертвы.
Он готов принять ад вот из этих же рук,
Своими вцепившись в себя и рвя волосами...
И взглядом в нутро сквозь стекло. Глаза мертвы.
Все здесь стекло — пространство льда.
Он не встанет. Он замурован. Стиснут.
Как этот-то со прутом... движется будто вода.
Вот приятели со двора резко свистнут.
Его снова зовя. На футбол. На жару.
Лето дивное. Мать в школу собрала есть.
Трах. Он очнулся. И принял всю кару.
Всю кару он принял до капельки, жесть.
И вяло волочится по коридору...
Опер плюется. Когда увели. Хмурится.
Вздыблены мысли. Протоки чувств стоптаны.
Ему надо бы срочно что ли на Вере жениться.
НО заводы, вокзалы, пути, города — взорваны.