Наши — не умирают.
Наши уходят вглубь,
сразу — почвы и неба. И ждут, за нами послеживая.
Чтобы, когда устанем
(да так, что хоть — на иглу!),
к нам наклониться звёздами,
к нам
прорваться
подснежниками.
Ветром,
как будто нечаянно,
дуют на свежий порез;
чем-то, конечно, жертвуют,
чтобы мы,
матерясь и потея,
мыкались в пробках неведомых и опаздывали на рейс.
Не успевали на рейс.
Избегали
падения.
И мы — избегаем, казалось бы, донельзя накренясь:
что-то внутри развернётся — и вдруг не умеем падать.
Наши — не умирают.
Наши —
уходят
в нас:
в тёмное наше беспамятство,
в светлую нашу память.