Хью Хефнер приказал нам долго жить, покинув мир соблазнов, грез и вздоров. Но ни одну из горных всех вершин не назовут в честь гения «Плейбоя». Не потому, что ближе к звездам те, соперничают в блеске меж собою. Секс, на какой бы ни был высоте, на ложе вечности – блистательный заморыш.
Он нам не чужд, он въелся в нашу плоть, и Фрейда мы порядочно вкусили, когда при Горби вдруг запретный плод ради забавы обществу явили. Ну кто тогда про Хефнера слыхал и восхищался фотообнаженкой? Мы, находясь подальше от греха, так наслаждались баночкой сгущенки. Лишал «железный занавес» утех, что где-то там вовсю практиковались. При лунном свете ленинских идей, грешили втихаря на сеновале. Наощупь пробирались и тайком к познанию неведомого пола. И тот порой серьезно нас за то при этом мог ночами отфутболить. Но зла мы не держали никогда. Не зря нас принимали в пионеры. Девчонки, говорившие нам «да», для нас в уроках не были примером. Кто побойчей, тот даже напролом пытался к той, что «нет», порой проникнуть. Но чтоб ту страсть оформить в ремесло, у нас не возникало даже мысли.
У Хефнера совсем другая прыть к девчонкам, в общем, дикий темперамент. Ну кем он мог в Америке прослыть с подружками, съедаем комарами? И этот факт усиливал наш кайф. Всё было по взаимному согласью. Но всё же с чувством некого стыда друг с дружкою мы после расставались. Я сам противник ханжеских манер, как прародитель звездного «Плейбоя». Он тоже был когда-то пионер, но только не советского покроя. И кролик ему голову вскружил, нахально ушки как-то растопырив, а он возьми ему да повяжи еще и бабочку для полноты картины. Казалось бы, приличья добрый знак в символике вне всяких подозрений, но кролик тот, еще какой шустряк, проскакивал и к нам он незаметно. А если бы открыто в СССР ему тогда позволили являться, лишился б Суслов ханжеских манер и стал бы, как Хью Хефнер, одеваться. Скажу вам так: не голый он король и пожил-то роскошно, не как кролик. Но банку со сгущенным молоком не обменял бы в прошлом на «Плейбой» я.