- Когда я был молод и красив, - заговорил Пит, - во мне не было споров и противоречий, я всегда точно знал, о чём говорю. Но с приходом юности я стал чувствовать себя, будто сижу на двух стульях. Называй это, как хочешь, Ру, но я тогда был точно уверен, точно страдаю раздвоением личности.
- А что же случилось потом, Пит? - не поверив на слово, спросил Ру и отвел глаза, будто не хотел смущать собеседника.
- Осенним вечером судьба свела меня с давним другом Стивом и мы прогуливались вдоль Тауэрского моста, был отменный дождь в тот вечер, мы стояли под зонтом и ждали, когда светофор зажжётся зелёным, как вдруг Стив выпалил фразу, которая сразу покрыла всё моё поведение за последние годы.
- Знаешь, Пит, - говорил тихо и уверенно Стивен, - во мне всегда жил ребёнок, этакий сорванец, которого ничем нельзя успокоить, но однажды, сам того не заметив, во мне начал жить отец. Случился диссонанс: мой внутренний ребёнок ходил и раскидывал бумажные платочки где попало, грязные носки кидал по углам, ел за столом, а потом оставлял грязную посуду, которая оказывалась в том состоянии, когда её было легче выкинуть, чем отмыть, а после просыпался отец, который медленно, но уверенно ходил по той же комнате и с презрением убирался, при этом бормоча что-то себе под нос и презирая своего сына.
Ру удивлённо посмотрел на Пита.
- Получается, что это безвыходная ситуация, - говорил Ру, но Пит перебил его:
Я думал, что это раздвоение личности, но тогда я обрел надежду, оправдание, я ходил и доказывал каждому, что я взрослый, а позже разочаровывал всех своим несмышлёным поведением. Но это был я, а не кто-то другой. Позже люди стали отворачиваться от меня всё чаще, путаясь в моих показаниях, мне пришлось найти тот самый выход.
- Интересно услышать, - добродушно ответил Ру.
- Отцу пришлось начать ухаживать за сыном, и тогда каждый нашёл своё место.
Катеер(р)