Где-то, много лет назад,
Был на этом свете Град,
В нём жил царь и с ним царица
И три дочери девицы:
Все белы и девы красны,
В общем было всё прекрасно.
Но сестрицы молодые,
Были очень озорные,
Непослушны и гордивы,
И гневливы и крикливы.
Царь вдруг поздно осознал,
Что сестриц не воспитал.
По бояреву совету,
По придворному ответу,
Царь пришёл к одной избушке,
Что у леса на опушке,
Вопреки жене царице,
Он к колдунье обратился:
"Выходи ко мне наружу,
Мне совет твой очень нужен,
Мои дочери красивы,
Но гневливы и крикливы,
Дай совет мне твой скорей,
Как наладить дочерей!"
Гром раздался в небесах,
А в округе чудеса:
Засверкало всё вокруг,
Раздаётся громкий стук.
Из избушки вышла бабка,
На плече сидит барсук.
"У тебя в богатом Граде,
Есть колодец за оградой,
В полнолунье, в тёмну ночь,
Окуни в нём твою дочь,
И других двух окуни,
Но смотри не разбуди!
Плюнь в него всего три раза,
И иди ложися сразу!.."
А тем временем царица,
Стала к небесам молиться:
"Боже! Милостивый будь!
Укажи нам нужный путь!
Что нам делать с дочерьми,
Непослушные они!".
А когда вернулся царь,
И увидел государь,
Что царица молит Бога,
И рыдает у порога,
Ничего ей не сказал,
И скорей ложиться стал.
А царица тихо молвит:
"В лес ходить тебе не стоит,
Нужно обращаться к Богу,
Он укажет путь-дорогу".
Но царицу царь не слушал,
Закрывал руками уши,
Говорил он ей в ответ,
"Я не верю, Бога нет!.."
Вот и полночь настаёт,
Стража девушек несёт,
Прям к колодцу за оградой,
А царица ох не рада,
Чует сердцем и душой:
Что творится грех большой.
Стража девиц окунает,
И тихонько вытирает,
Чтобы девы крепко спали,
Уносить в дворец их стали.
Царь в колодец тот плюёт
И скорее спать идёт.
Из колодца голос вдруг:
"Надо вам построить круг!
Но для этого вам надо,
Выйти за пределы Града,
И отправиться туда,
Где солёная вода.
Там над горною вершиной,
Круг построить в три аршина,
Шириною в три версты,
Посадить вокруг кусты!
Только нужно поспешить,
За неделю завершить,
Ну а если не успеешь,
И ослушаться посмеешь,
То девицы твои в раз
Будут лишены прекрас!"
Голос тут же замолчал,
Царь главою закачал:
"Чтож, далёкий путь, не близкий."
Поклонился в землю низко.
А царица продолжает,
К Богу в небеса взывает:
"Боже наш, царя прости,
Дайже веру обрести,
Огради его родного,
От развития плохого."
Утром затрубили горны,
Войско в путь идёт покорно,
Царь наш на коня садится,
Провожает их царица.
А противные сестрицы,
Непослушны озорницы,
По дворцу всё бегают,
О беде не ведают.
То рассыплют соль в поварне,
То проказницы в пекарне,
Расбросают всю муку,
По полам и потолку.
Младшая в печи сидит,
Средняя весь день кричит,
Ну а старшая сестрица,
На прислужников бранится.
Проводивши войско взглядом,
И с дворцом усевшись рядом,
Вдруг царица заревела,
И позвать девиц велела.
Привели скорей девиц,
И поставили сестриц,
Пред лицом царицы рядом.
Недовольны и не рады,
Девицы пред ней стоят,
И в глаза ей не глядят.
Мать на старшую глядит,
И ей строго говорит:
"За твоё непослушанье,
Будет строгим наказанье:
Будешь заперта как птица,
На неделю ты в темнице!".
Мать на среднюю глядит,
И ей строго говорит:
"За твоё непослушанье,
Будет строгим наказанье:
Будешь строго ты поститься,
Пока старшая в темнице!"
Мать на младшую глядит,
И ей строго говорит:
Раз ты самая младшая,
То и учесть небольшая,
Будешь ныне ты семь дней,
Во светлице без затей!"
Войско во главе с царём,
Ночью, утром, или днём,
Устемив свой взор вперёд,
В горы дальние идёт.
Вечер скоро, блекнет свет,
Войско встало на ночлег,
Сняв доспехи, скинув латы,
Ставят во поле палаты.
Из недели день прошёл,
Царь, что нужно не нашёл,
Если этот день учесть,
Есть в запасе ещё шесть.
По утру раздался горн,
Разбудивши всех ворон,
Поиск гор начался снова,
Всё для этого готово.
Воевода впереди,
А дружина позади,
Песни хором распевают,
Жён родимых вспоминают.
Государь направил взор,
В поисках высоких гор,
Всю округу оглядел,
Не нашёл чего хотел.
А за ними вдалеке,
Без котомки на легке,
Осторожно, незаметно,
И для войска неприметно,
Навостривши оба уха,
На метле летит старуха,
На плече сидит барсук,
А в руках еёных - сук.
Вот уже и вечер близок,
И закат от солнца низок,
Исчезает белый свет,
Войско встало на ночлег.
А когда уснули войны,
И дозорные спокойны,
Бабка пробралася в стан,
Плюнула царю в стакан.
И пока всё войско спит,
На округу всю храпит,
Бабка что-то ворожила,
Над гловой царя кружила.
Утро новое настало,
Тут царю попить пристало,
Взял стакан, что рядом был,
С наслажденьем пригубил.
Войско стало подниматься,
И в дорогу собираться,
Напоили лошадей,
И в путь двинулись скорей.
А старуха залетала,
Палкой быстро замахала,
Очертила ею круг,
И туман поднялся вдруг.
Небо затянуло тучей,
Чаща стала вдруг дремучей,
Ветер ветки обрывает,
И палаты выдувает.
Из лесных и страшных гущ,
Раздаётся крик могуч,
И полезли ото всюду,
Непонятны чуды-юды:
Словно страшные деревья,
Вместо веток оперенья,
Вместо глаз малы дуплята,
На ногах растут опята.
Добры молодцы дружны,
Не боятся той вражны,
Копья, стрелы на готове,
И уже всё войско в сборе.
Царь приказывает в пору,
Взять глухую оборону,
Никого не пропускать,
И чудовищ убивать!
Вдруг летит со всех сторон,
К войску множество ворон,
Рядом приземляются,
В зверя превращаются,
Нападают на мужей,
Бьют богатыри вражей.
Войско бьётся без обеда,
Ближе к вечеру победа,
Нечесть в пух и прах разбита,
Много и людей убито.
Погребли богатырей,
И пошли вперёд скорей,
Медлить больше им нельзя,
Чтобы путь их был не зря,
Царь поднял их снова в путь,
Не позволив отдохнуть.
Он совсем главой поник,
День потерян враз и вмиг,
Не приблизился он к цели,
Дни как птицы полетели,
Есть ещё в запасе пять,
Чтобы горы отыскать.
А царица так решила:
Что к девицам запретила,
Всю неделю заходить,
И устами говорить.
Старшая сестра в темнице,
И на мать всё время злится,
Смотрит на девичьи руки,
Подскочила вдруг в испуге:
Кожа на руках слезает,
Делать что она не знает,
По дверям стальным стучит,
И на весь округ кричит.
Охватил её испуг,
А язык её опух,
Во весь рот её раздулся,
В нёбо девичье уткнулся.
Вдруг какая злая сила,
Пыль в лицо ей напустила,
В угол девицу швырнула,
И девица там уснула.
А тем вренем другая,
Средняя сестрица злая,
Смотрит за своё окно,
А за ним уже темно,
Хочется ей сильно кушать,
И кого нибудь послушать,
Но пред ней лежит капуста,
От неё в желудке пусто.
Задевает пальцем зуб,
Он выпадывает вдруг,
А за ним уже второй,
Третий, пятый и седьмой,
Средняя сестра к дверям,
И царапается там,
Хочет девица кричать,
По дверям скорей стучать...
Голос девичий пропал,
И кричать совсем не стал,
И исчезла в девке сила,
И сестрица отступила.
А младшой намечен ужин,
Ей никто сейчас не нужен,
Хоть и заперта в светлице,
Ест и громко веселится,
Потому-что сей наказ,
Выполнит сестрица в раз:
Ей сидеть одной не сложно,
Потому что кушать можно.
Смотрит девица на чашу,
В ней зашевелилась каша,
Превращается в червей,
И ползёт всё ближе к ней.
Встать не может не пойти,
Глаз от каши отвести,
Черви ближе всё ко рту,
Девице не в моготу,
Рот закрыть пытается,
Он не закрывается.
Черви лезут прямо в рот,
После вдруг закрылся тот.
Потемнело всё в глазах,
Покатилася слеза,
Исчезает быстро свет,
И исходит он на нет,
К ней летит игла и нить,
Начинает рот её шить.
Царь войска свои ведёт,
В даль далёкую - вперёд,
Устремил он снова взор,
В поисках высоких гор,
Но в округе пустота,
Местность рядом вся не та.
Нужно двигаться скорей,
На исходе третий день,
В общем проще говоря,
Есть всего четрые дня.
Вот и снова ночь пришла,
Темень над землёй сошла,
Делать нече, нужен стан,
Богатырский люд устал.
Только улеглись все спать,
К ним старуха вдруг опять,
Обойдя лихих стрельцов,
Смотрит прям царю в лицо,
Закряхтела, застонала,
В кружку быстро наплювала,
Над главой царя кружила,
Что-то там наворожила,
Мимо стражи прошмыгнула,
И довольная уснула.
Утром царь попить решил,
К кружке быстро поспешил,
Выпил то, что было там,
И угрюмым что-то стал.
Вышел из своих палат,
И не весел, и не рад,
"Воеводу мне найдите,
И скорей его зовите! -
Грозно дал стрельцу указ, -
У меня к нему наказ!"
Прибыл быстро воевода,
На коне, русак - порода:
"Что царь-батюшка укажешь?
Выполню всё что прикажешь."
"Чтобы нам найти те горы,
Ты пойдёшь отдельно вскоре,
Две дружины собери,
И восточнее иди,
Как найдёшь солёну воду,
Шли ко мне гонца ты с ходу,
Как высоких гор найдёшь,
То встречать меня пойдёшь,
Ни куда не отклоняйся,
И в живых ещё останься!"
Войско быстро разделилось,
В путь собралось и пустилось.
Воевода по приказу,
На восток умчался сразу,
Взяв с собою две дружины,
Берегитеся вражины.
Царь с остатками в прямик,
Двинул сразу в тот же миг.
А старуха с барсуком,
Не в обход, а прямиком,
Полетела на восток,
А в руках её шесток.
Хочет их опередить,
Воеводу погубить.
Закружилась в странном плясе,
Покопалась в чьём-то мясе,
Затрубила в длинный рог,
К ней явился криворог.
Рост великий, вес большой,
И с коровьей головой,
Вместо ног и рук копыта,
Тело шерстью всё покрыто,
На главе рога растут,
Все кривые там и тут.
С ним явилось войско странно,
Главы их как у барана,
Вместо ног и рук копыта,
Тело странным мхом покрыто.
На дружину нападают,
Добрых молодцов кусают,
Бьют копытами, рогами,
И на копья лезут сами.
Бьётся с ними воевода,
Богатырская порода,
Быстро жизни их лишает,
В ад обратно отправляет.
Долго, коротко ли бились,
Очень скоро притомились,
Силы стали на исходе,
Очень плохо воеводе,
А чудовища всё прут,
И копытами всех бьют.
А дружина всё редеет,
И в округе смертью веет,
Отступать они не стали,
Их враги в колечко взяли.
Криворог пошёл вперёд,
Диким криком он ревёт,
Нападает, разрывает,
Всех в округе убивает,
К воеводе подоспел,
И на рог его поддел...
Войско царево вперёд,
На восток скорей идёт,
Снова близок красный вечер,
И привал опять намечен.
Вдруг со стороны востока,
Слышен звук копыт и скока,
И приблизился вконец,
К войску раненый гонец.
"Царь, нужна скорей подмога, -
Отдышался он немного, -
Воевода в этот час,
Был повержен вмиг и враз,
Войско страшное напало,
И дружины как нестало.
Появилось страшно чудо,
Из земли, из неоткуда,
Рост великий, вес большой,
И с коровьей головой,
Вместо ног и рук копыта,
Тело шерстью всё покрыто,
На главе рога растут,
Все кривые там и тут.
С ним явилось войско странно,
Главы их как у барана,
Вместо ног и рук копыта,
Тело странным мхом покрыто!"
Призадумался тут царь,
Недоволен государь:
"Раз уж некого спасать,
Всем ложиться быстро спать!
Увеличить мою стражу,
А нето я всех накажу!"
В войске недопонимают,
Но приказы выполняют,
И усилили стрельцы,
Стражу - добры молодцы.
Царь угрюм и очень строг,
Дней минуло аж пяток,
Не приемлет царь позор,
Хоть и нет в округе гор.
Напустила дым густой,
Бабка быстро на постой,
Стражу он заворожил,
Наповал всех уложил,
И пока вся стража спала,
Бабка вновь плюваться стала,
Над главой царя кружит,
А в палате всё дрожит,
После выползла в свой лес,
И туман густой исчез.
По утру опять царь встал,
Взял наполненый стакан,
Выпил воду, вышел вон,
Стал совсем невесел он:
"Стража! И мои стрельцы!
Удалые молодцы!
Почему нет воеводы,
И где горы падлецы!? -
Очень строго говорит,
А в глазах огонь горит."
А стрельцы не понимают,
И царю напоминают:
Что убит был воевода,
Чудом непонятна рода,
А те горы им в пути,
Предстоит ещё найти.
"И чего тогда вы ждёте?!
Быстро в путь, а то умрёте! -
Грозно крикнул царь стельцам,
Богатырским молодцам."
А старуха вновь кружит,
И суком всё ворожит,
Закрутила, завертела,
И нечистым вновь велела:
"Наколдую, наверчу,
Вызвать нечесть я хочу,
Выходите из лесов,
Убивайте молодцов,
Нападайте на царя,
В ночь вертись скорей заря,
Наколдую я обман,
Наведу густой туман,
На безумие венчаю,
И нечистых я встречаю!"
Из земли и из лесов,
Из деревьев и кустов,
Вышла нечисть не земная,
Вышла темень колдовская...
А горнист трубит тревогу,
Царь угрюмый на пороге:
"Всем подъём и быстро в бой!
Обеспечить мне покой!
Не бежать и не сдаваться,
До победы всем сражаться!"
Войско бьётся, войско терпит,
А колдунья снова вертит,
Ворожит и крутит сук,
На плече сидит барсук.
Войско сходит всё на нет,
А подмоги больше нет,
Царь как бешенный кричит,
В лоб ему удар летит...
А царица во дворце,
Сидя на своём крыльце,
Ждёт с нетерпием царя,
От любви к нему горя.
Вот уже конец недели,
Дни как пули пролетели.
"И когда наш царь вернётся,
И счастливо улыбнётся,
Расскажу что мой наказ,
Строгим был на этот раз,
И всю прошлую седмицу,
Были взаперти девицы, -
Так подумала она, -
Царь откроет их тогда!"
Смотрит: едет в далеке,
К ним повозка на легке,
С ней израненый отряд,
А на них в крови наряд.
К ним пустилася навстречу,
Был в тот миг к тому же вечер.
И бояре, и дворяне,
И другие горожане,
Все пустилися встречать,
И приветствия кричать.
А в повозке весь больной,
С перевязаной ногой,
С недовольным, винным взором,
Царь с бедою и позором.
А царица обнимать,
И родного целовать:
"Не волнуйся милый мой
Вот вернулся ты домой,
Дома дочки ждут с наказом,
И ты выпустишь их разом!"
Вот уже приходит ночь.
"Где моя старшая дочь? -
Царь к царице вопрошает, -
Срок недельный истекает,
Нужно глянуть ей в глаза,
Не исчезла ли краса,
Как колодец нам сказал,
И девиц не наказал."
Открывает дверь темницы,
Нету в ней старшой девицы,
Только лишь сидит одна,
Некрасива и бледна,
Всё лицо её в морщинах,
Как уродливый мужчина.
Искарёженая, злая,
И как будто бы глухая,
Ничего не говорит,
Только лишь на них шипит.
"Что такое! Где девица?! -
Государь вдруг начал злиться, -
Выгнать из дому уродца,
Утопить его в колодце!"
"Не бывать тому постой!
Что ты делаешь родной? -
Перед ним жена взмолилась, -
Это дочка превратилась!"
Царь не слушает жену:
"Бросить чудище ко дну!"
Вскоре царь пришёл в светлицу,
К средней дочере девице,
Открывает эту дверь,
А внутри какой-то зверь,
Без зубов и без ушей,
"Гнать его скорей взашей! -
Крикнул царь, отдал приказ, -
Бросить в колодец - сейчас!"
А царица в этом звере,
По своей небесной вере,
Дочь увидела, признала,
И царю скорей сказала:
"Неужели ты не видешь,
И так дочек ненавидешь,
Что готов сейчас убить,
И в колодце утопить?!"
Но и тут царь не поддался,
Из светлицы той убрался,
И к младшой скорей пошёл,
Но там дочки не нашёл.
Вместо ей уродец битый,
Ниткой рот его зашитый,
Из ушей его и глаз,
Черви вдруг полезли враз.
"Это я не потерплю,
И в колодце утоплю! -
Царь вдруг страшно закричал,
И уродца бить начал."
Как царица не вступалась,
Ничего не получалось.
"Утопить скорей уродца,
Бросить мерзкого в колодце! -
Снова отдал свой приказ, -
Сделать это прям сейчас!
А жену мою царицу,
Бросить быстренько в темницу,
Раз царица мне лгала,
Дочек не уберегла...
В общем всё так и случилось,
По приказу получилось:
Стража бедную царицу,
Бросила скорей в темницу,
Трёх уродцев и зверей,
Бывших девиц дочерей,
Как и велено царём,
Завязали всех - троём,
И в колодец их швырнули,
После славно отдохнули.
Всё на том бы и решилось,
Но однажды так случилось:
Что сидела раз царица,
В подземелье, где темница,
И вдруг слышит за стеной,
Чей-то шопёт неземной.
Голос буд-то бы знаком,
Поняла она потом...
Вдруг каменья отвалились,
И пред нею появились,
Три безобразных уродца,
Что утоплены в колодце.
Деток мать своих узнала,
И скорее их обняла,
А они её толкают,
И за стенку помыкают.
У сестриц хоть нету глаз,
Но знаком им этот лаз,
За собой ведут царицу,
Чтоб не умерла в темнице.
Долго, коротко ли шли,
Выход в лес они нашли,
А в лесу том их встречает,
Взглядом хитрым изучает,
Светом светится - горит,
Добрый молодец на вид,
Машет крыльями, взлетает,
А вокруг уже светает,
За собой рукой зовёт,
И они пошли вперёд.
Существо ведёт их в высь,
Что бы те не отвлеклись,
То вернётся, то на взлёт,
И на лестницу ведёт.
Вскоре видят пред собой:
Весь сияет, неземной,
Град великий и с крестами,
С золотыми куполами,
Всё что нужно в Граде есть,
И в нём жителей несчесть,
Все прекрасны и светлы,
И приветствуют они,
Мать и трёх слепых девиц,
Заколдованных сестриц.
Всё вперёд идут и вскоре,
Перед ними на престоле,
Весь сияет как и Град,
И гостям своим он рад:
"Проходите, не стесняйтесь,
В нашем Царстве оставайтесь!
Раз царица ты была,
Богу своему верна,
То и я помочь хочу,
И тебе за то плачу,
Ныне дочери твои,
Будут красны и умны,
Колдовство я с них снимаю,
И в красавиц обращаю!"
Только он проговорил,
И девиц водой омыл,
Света облако нашло,
Как уродство их прошло.
А в то время на опушке,
И в уродливой избушке,
Там старуха с барсуком,
Быстро съёжилась комком,
Вся зажалась и скривилась,
И мгновенно растворилась.
Девы стали вновь красны,
Словно дочери весны,
И остались в этом царстве,
Жить в небесном государстве!
Царь совсем главой поник,
И скончался в тот же миг.
Сказка вымысел, но есть,
Что нам с вами в ней учесть,
И послужит пусть урок,
Всем на свете людям впрок!