***
…Многое даёт жизнь,
но никогда ничего не обещает.
В этом её честность.
Неважно – какой день недели или год,
неважно – где ты, важно – впечатление.
Иногда надо лишь оттолкнуться от берега,
чтобы плыть в настоящем.
Почти пустые одесские улицы и проспекты
с бурными реками дождевой воды,
в сыром воздухе – стоики,
роняющие листву в свои отражения.
Ещё немного и вот она – сфера –
впускает в свою сердцевину.
Атма Сфера.
Больше нет условий, обстоятельств, причин.
Всего мгновение, в котором нет ничего –
декораций знакомого города и времени,
жёстких и вялых лиц, голодных и сытых глаз,
цветных полотнищ, делающих людей
непримиримыми врагами,
нет нагромождения звуков войны и мира.
Молчание…
Но в воздухе уже танцуют
молекулы лавандового масла,
окрашивая молчание в фиолетовый цвет,
густоту которого размывает дождь.
Привычные очертания мира проявляются.
Совсем рядом береговая линия – в приступе безмолвия,
в неё вглядываются гигантские строения,
исторгнутые скудным воображением архитекторов.
В осеннюю волну падает игральный кубик – четвёркой вверх.
Вспоминается летнее небо, осеняющее землю
прозрачными крестами – стрекозами.
Нескончаемая ретроспектива –
мы плывём вперёд, неизменно оглядываясь…
***
…Сумерки не думают – с чего начать.
Они не соперничают с событиями – окутывают их,
равнодушно созерцая любые движения в себе,
иногда спасают кого-то случайно.
Поль Верлен говорит с Вечерней Мглой
на языке романтичных пьяниц –
вечно горестных бунтарей,
поцелованных в макушку лунными галлюцинациями.
Джек Керуак сквозь плотную ткань
своей сумеречной зоны, исповедуется
каждому, кто дышит его воздухом.
Он смеётся, плачет, недоумевает,
время от времени курит жизнь, расслабляясь,
или взбадривает нерв своего ума
таблетками от вялотекущей печали,
провозглашая сутру Золотой Вечности,
и снова увязает в сумеречной отстранённости.
У каждого из нас свои сумерки, особые.
Так нам кажется, и мы бредём в них,
задевая друг друга рукавами, но не чувствуя сутолоки.
В моих ранних сумерках я стою на берегу
с треугольным молочным пакетом в руках.
Из него течёт белое море, обрушивается волнами
на меня и моего спутника.
Мы смеёмся, шутим о небесной корове.
В поздних сумерках я – одна,
пишу записку, вкладываю в бутылку,
бросаю её в море.
Рядом со мной тысячи людей,
вглядываются в горизонт, ждут чего-то.
Но я не вижу их, а они – меня.
О чём я писала тогда? –
Речь овдовела, когда ушёл смысл,
но надо жить с мыслью о…
Как быстро увядает сердце от горя,
но если оно живёт мыслью о встрече,
то ведёт куда-то, или уводит
от законов стандартной модели –
через множество знакомств и прощаний,
вокзалов и развилок дорог.
Постоянный спутник сердца – наблюдатель,
собиратель информации и впечатлений,
коллекционер тысячи мелочей,
безмолвный, но верный своему предназначению.
Временами он говорит мне:
"Пиши, я собрал необходимое".
И я – пишу:
За безмолвным наблюдением
всегда приходит приливная волна.
Она мягко стирает всё –
от причудливых замков на песке
до светящейся песчинки,
в которой ещё осталось внимание наблюдателя,
способное тянуться вслед за большой водой,
чтобы сквозь её бесформенное тело
откликнуться эхом мысли, перерастающим в слова.
Но после безмолвного наблюдения слова даются с трудом…