Великий Сфинкс,
Загадочно глядишь ты
молчаливым взором,
что гнет пустыни в силах превозмочь.
Вот пред тобою Нил восстал
причудливым узором –
могуч и грозен,
катит воды во всю мочь.
Под жарким солнцем,
яростно палящим,
стоишь в веках
преградой на пути.
Ты помнишь прошлое
и грезишь предстоящим,
но от судьбы тебе
вовеки не уйти.
Ведь избран ты покой хранить
безвременно усопших,
чей сон не потревожит
звонкий ключ.
В болоте прошлого,
как в омуте утопших,
в трясине вечности –
мрачнее черных туч.
А вот седые пирамиды
в желтой дымке
мирно дремлют –
древнейшие хранители времен.
Они лишь дальним звездам
молчаливо внемлют,
ведь всяк живущий
на смерть обречен.
В кромешной тишине
зловещих подземелий
замрешь при виде
царственных гробниц.
Средь гулкой
бесконечности тоннелей
столкнешься с чернотой
пустых глазниц.
Велик Египет,
солнцем опаленный,
из царства мертвых поднимался,
и не раз.
Поверженный в бою,
но всё ж непокоренный,
жестоким зноем
изнуряет нас.
Здесь Моисея
звучный голос возвышался
над площадями
древних городов.
Призвав народ,
тот дальше устремлялся,
блуждать в песках
средь затерявшихся следов.
Коварный Камбис
к берегам твоим прорвался
с бессчетным войском,
расчищая путь.
Египет пал,
но сердцем не сдавался,
народ египетский
так просто не согнуть.
Величественный Нил,
ты катишь свои воды
из черной глубины
мифических времен.
Ты полон сил,
дурманящей свободы –
не испарился дух
языческих племен.
И вот я здесь,
среди людского гама,
стою на площади
и всматриваюсь вдаль.
Каир бурлит –
в объятиях бедлама,
накрыло тенью город
облако-вуаль.
Как вдруг Луксор,
из памяти возникнув,
причудливые крылья
распластал.
А в сердце страх,
нечаянно проникнув,
тягучую волною
нарастал.
И я спешил
на дальний берег Нила,
где тихо плещется
зеленая волна.
Меня вела,
как нить, неведомая сила
и в небе звездном
пышная Луна.
Душа моя
по встрече истомилась,
Египтом правит свет,
но есть и чернота.
Египетская тьма
нежданно опустилась,
и в сердце гулкая вдруг
воцарилась пустота.