Петру Боровикову
Друг Пётр, а выпьете со мною
за стать дорических колонн?
Смоленской крепостной стеною
холодный Питер обнесён.
На ветхих кровлях кипарисы
в соседстве с бюстами богов.
Зима их осыпает рисом,
слетая с низких облаков,
над синагогой кружит стаей,
но не вороньей, а другой.
Такими взрослыми мы стали,
что аж противно, дорогой!
А Бог с младенческой улыбкой
творит волшебные миры.
Он дружит с рифмою и скрипкой
и с непредвзятостью игры.
Серьёзны мы, но легковесны,
хоть и граним высокий слог.
А кошка Юльча с кошкой Вестой
гоняют радужный клубок
меж Петербургом и Смоленском,
из Рима в Иерусалим...
Давайте хохотать по-детски
над тем, что мы всерьёз творим!
О, готика дождей! О, блюзы
трамвайные в полночный час!
Пусть во хмелю шальные музы,
дурачась, защекочут нас!
В юдоли смех - прообраз рая.
Смеется зек - конец тюрьме.
Давайте, Петр, поиграем
да вот хотя бы в буриме.
Пространством-временем полны мы,
но Слово вечности полно
и в океанские приливы
не умещается оно.
Но в детских мишке или зайке
всегда приют ему благой.
Такие стали мы всезнайки,
что аж противно, дорогой!
Поэзия плюс глуповатость -
завет известный А.С.П.
Но он таит аляповатость
брезентового КСП.
Ах, эти борзые парисы,
елен немотственный статут!
Я утверждаю: кипарисы
на кровлях питерских растут!
Нам сверху Саваоф кивает,
младенец вечный и старпёр,
по чаркам небо разливает.
Так выпьем с Богом, выпьем, Пётр!