Мужчина ходит на работу

Нурислан Ибрагимов
Секстинская поэма


Мужчина ходит на работу
И что-то делает на ней,
Зачем-то, как-то, для кого-то,
Чтоб заработать трудодней.
И не его о том забота –
В чем смысл? Кому-то все видней.

Мужчина глушит все желанья,
И, думая, что очень крут,
Без торжества, без покаянья,
Идет, пока не отвлекут.
В одном и том же одеянье
И каждый день – один маршрут.

А вот у женщин посложнее
Дорога меж добра и зла.
И результат у них важнее,
И подготовка не мала,
И сам процесс идет виднее.
Ну, что, посмотрим, как дела?

Кто правит женщиной на свете
И кто над нею господин?
Кончайте все гадать об этом!
Ко мне! Во тьме лихих годин
Я тот, кто знает все ответы,
Ведь сам вопрос – всего один.

Давайте, глянем: дверь открыта,
Или окно, или стена,
Или экран... Вся кухня быта
Свободной женщины видна.
Итак, порядочность забыта,
В упор таращимся, до дна.

Начнем с утра. А лучше – с ночи.
Ночами женщины лежат,
Но и во сне у женщин очи,
Как инфузории, дрожат.
Откинут полог, между прочим,
И отчего-то стих зажат.

Грядет заря... Не пяльтесь, где там!
Еще темно, хоть в глаз клюкой!
Храпит страна, храпит планета,
Храпит Вселенная. Покой.
Но ощущать рожденье света –
У женщин орган есть такой.

Вообще-то женщины рассветов
Не любят, прячутся в дома,
Где их не будят для приветов,
Когда так чуток сон весьма!
Писал об этом Грибоедов
В поэме «Горе от ума».

Понятно, умный вряд ли будет
Тревожить женщину свою.
С утра не женщину он будит,
А монстра, фурию, змею!
Но ведь лежит – и ангел будто
На белой простыни в раю!

Вдруг как-то все преобразилось...
Ах, вот в чем дело! Ангел сна
Пером, что наземь обронилось,
Прощально пишет письмена,
Как титры. Что ей там приснилось,
Лишь знает женщина одна.

Вот вздох раздался... Так вздыхает
Свеча, в последний пыхнув раз;
Стекло, в которое влетает,
Через мгновенье, меткий пас.
(Ну, здесь сравнений нам хватает,
Оставим что-то про запас!)

Короче, женщина – проснулась!
Чуть подождем... минут шестьсот,
Чтоб тело, дрогнув, шевельнулось
И совершило разворот.
(Пять наблюдателей качнулось
И смертью храбрых пало. Вот.)

Я сам, рассказчик, растревожен:
Нет покрывала! И под ним
Нет ничего, что спрятать может
Каким-то образом чудным
Все, что глаза мужчины гложет,
Все, что на сцене прячут в дым!

Но в том и суть эксперимента –
Чтоб взгляд не прятать от беды!
Да, я художник! Пытка эта
Привычна мне. Терпи и ты!
Нет никакого марафета!
Есть гений чистой красоты!

Сначала бровка встрепенулась.
Диагонально с ней – рука
Туда легонько потянулась,
Где... (Эй, не двигаться пока!
Глаза не прячем! Не сутулясь,
Глядим, как в цель, наверняка!)

О, мужики! Слепое племя!
Разводят вас при свете дня!
Вас надо гнать в иное время,
Где племя, сидя у огня,
Не осудила бы гарема!
Всех, всех! И первого – меня!

Упавших вынести из зала!
Не избежим и мы потерь
В интимной лирике... Немало
Еще их будет... Но теперь
Продолжим, братья! Задрожала
И скрипнула входная дверь.

И в спальню! к женщине! нахально!
Уже сожравший антрекот,
Драчун, гуляка и охальник,
Вошел, урча, сибирский кот.
В широком смысле эпохальном
Мужик нормальный, хоть и скот.

Но встала женщина! О чудо!
Глупы причины, черт возьми! –
Война, пожар, плевок верблюда, –
Чтоб встала женщина к восьми!
Сфотографирован повсюду,
Кот послан в сеть. (Контакт, прими!)

Работой первою довольна,
Легла художница опять,
Раскинув руки произвольно,
Спиною к зрителю. (Дай пять!
Крепись, мой друг! Дыши привольно!
Ты устоял. А мог упасть!)

Пропустим время сна. Как в сказке,
Привыкнем к виду. Черт побрал!
Такую позу бы Веласкес
Своей Венере подобрал!
Пропустим  душ, массаж и маски,
Звонок от мамы и аврал.

Пропустим завтрак. Здесь эстета
Очарование не ждет.
Все в ход идет – лапша, котлета,
Пирог, варенье, бутерброд.
Ах, мало? Гречка разогрета
И мясо. Овощи – не в счет.

Обильно завтракает львица,
Поскольку это и обед,
И ужин, чтоб им провалиться!
Когда под вечер выйдет в свет –
Бокал коктейля да крупица
Какой-то дряни на десерт.

Все блюда сфотканы мобилой,
И на фейсбук размещены,
Туда, где в мусоре любимом –
Вся жизнь, все мысли и все сны,
И философские глубины,
И анекдоты от шпаны.

И снова сон. Глубокий, сытый.
Летит комар в открытый рот,
И в тишине, звонком убитой,
Ой! Кто-то пукнул. Видно, кот.
А на ноге, уже побритой,
Синяк, как память про комод.

Четвертый час. Уже вполглаза
Просмотрен и обруган клип.
Филипп, дошедший до маразма,
В себя, как в шину, вставил шип.
Пульта не слушается плазма –
И пульт, летя, кота зашиб.

Пора на люди одеваться.
Подбор с примеркой – два часа.
Два – макияж. Начес – два двадцать.
Такие нынче волоса!
Ну, что ж, поедем отрываться.
Уже в прихожей голоса.

Пришли подруги. Обнимашки
И поцелуи мимо губ,
У Светки – травка, а у Машки
Есть порошочек-душегуб.
И коньячок налит в рюмашки,
И каблучок начищен в клуб.

Туда подглядывать не станем.
Святое дело! Лопотать
Про лень не будем. Просто там нам
Не место. Можно схлопотать!
В покое троицу оставим.
Часа четыре надо ждать.

Ночной таксист берет валютой.
Стряхнув с колес презренный прах
И, дорожа любви минутой,
Летим за ней, туда, где крах,
Где, словно яхта, дом с каютой
Всю ночь качает на волнах...

Все, кончен бал! Уйдем, приятель!
Нам в этой сказке места нет.
Ты что-то понял, дознаватель,
В чем суть всей жизни, в чем секрет?
Вопрос нам всем задал Создатель,
Но сам не знает, где ответ.

Ах, женщина! Имел охоту,
Но хватит! Нынче не резон.
Навек писать о ней заботу
Хочу забыть, как страшный сон.
Мужчина ходит на работу.
Пусть ничего не знает он.