Девять смертных грехов в сатанизме
(По Ла-Вею):
1. Глупость (тяжелейший грех в сатанизме)
2. Солипсизм
3. Стадный конформизм
4. Претенциозность
5. Самообман
6. Отсутствие широты взглядов
7. Незнание опыта поколений
8. Контрпродуктивная гордыня
9. Отсутствие эстетического начала
0.(Вступление)
Долгий путь белым саваном поутру стелится,
Но гораздо дольше простуженный стук колёс.
Неустанно рядами вдоль рельс продолжают меряться
Лапы снежные сосен с четой серо-белых берёз.
Широка даль полей, и чистая синь безбрежна.
Мне бы взгляд свой заблудший в её глуби утопить.
Мне бы снова влюбиться в российский простор безнадежно...
Скучен путь, но дорогой единой мне разве что жить.
Мне бы вечно сидеть здесь, слушать твои бы речи,
Столь чудной ворох глупых, нелепых, но искренних фраз.
Я с тобой, но уж мысли мои впредь надолго далече,
И рисует мой разум иной совершенно обрАз.
Расскажи мне, - к тебе обращаюсь, нарушив молчанье, -
Про давно мной оставленный край, про леса и моря,
Чем теперь живут люди? Про все их печали и чаянья
И про то, где бросал их корабль свои якоря.
Расскажи мне про то, что ушло иль ещё с нас убудет,
И про то, что прибудет с потерей потом, расскажи.
Расскажи, что встарь было и в будущем, может быть, будет.
Притворюсь, что в речах твоих пламенных не было лжи.
9.
Отсутствие эстетического начала.
- Хорошо, - отвечал мне мой спутник с ухмылкой лукавой.
Этот спутник был демон, скитавшийся в мире людей.
Находя суету человечества лучшей забавой,
Коротал в этом свете он срок вечной жизни своей.
Я его повстречала у Чёрного моря под Варной;
Как на Врубельских циклах картин, он был смугл и юн,
Очаровывал сердце туманных глазниц взгляд коварный
Под завесой волос, что кудрявились, будто бы вьюн,
И спадали на солнцем прожжённые тёмные плечи.
Сколько душ вырывали те руки из плоти живых!
Сколько душ искушали твои сладострастные речи!
Но моя душа, к горю иль к счастию, не из таких.
Как бы ты не хотел поглотить мою бренную сущность,
(Ведь, твоими словами, отчаянных душ нет вкусней)
Для меня лишь искусство являет собой ту насущность,
Что есть деньги и власть для тобой искушённых людей.
Но мне в честь самого Сатану удостоить общенья.
Я внимаю тебе, так давай же, держи свою речь!
Подари же поэту искрящийся сноп вдохновенья,
Коли ангел искусства талантом посмел пренебречь!
Как приятно потешить порой самолюбье поэта!, -
Сказал ты. - Ведь я столько поэтов знавал!
Рай в том свете – их миф, но реальность для них – ад на этом,
И их перья прочнее, чем самый надёжный металл!
У меня для поэтов отдельный котёл уготован…
Их унынье прекрасней всех прочиих смертных грехов.
Всяк творец при рождении дьяволом был поцелован,
Но, смотрю я, мой дар им сгодился не для стихов…
У людей нет желанья творить в эту грустную эру.
Тем живут, что им даст будний день и забот круговерть.
И ни в Бога, ни в дьявола нынче у них нету веры:
Верят в рабскую жизнь и в свою неизбежную смерть.
То ли раньше: за встречу со мной отдавали уж душу,
Не один в жертву отдан тогда был мне божий агнец!
И порядок извечный и впредь я не смею нарушить:
Мне – веселье и души, а Богу – терновый венец!
Право, было весёлое, очень весёлое время! –
Улыбнулся мне чёрт во все тридцать с лишним клыка.
- Но вернёмся к тому, чем живёт ваше прежнее племя.
Жизнь, признаться, теперь и отныне не будет легка.
Человек потерял свою роль и своё назначенье.
Даже в смерти его не замрёт мировой механизм.
Предаю я лишь душам, ты знаешь, большое значенье,
Но ни в ком впредь нет личности – жив тленный лишь организм.
Сколько новых художников, скульпторов и музыкантов
Свой талант не сумели раскрыть в век господства машин!
Вся Россия есть кладбище ярких, великих талантов,
И не только Россия: весь мир в этом горе един!
Деградируют ваши умы, опошляются чувства,
И плевать серым массам, что в ком-то погибнет талант.
Но как скучно быть истинным стражем устоев искусства,
Когда даже оно в этот век вкусных душ – не гарант!
Ну а сколько готовы писать ни о чём, да и в суе?
Лишь бы деньги лопатой грести, да в деньгах утопать!
А мне скучно! Мне - скучно! Я в этот век чаще тоскую,
Хоть из всех грехов мене всего я люблю унывать.
Как тоскливо познать самому отчаянья гнёт, а?
Что поэт, когда всяк впредь – запомни! - задавлен прогрессом!
Ну и что предложить мне герою трагедии Гёте,
Если в этот век скучно становится быть даже бесом!?
8.
Контрпродуктивная гордыня.
За окном пролетали поля, окаймлённые лесом,
Чёрной гладью воды безо льда выступала река.
- Коли скучно тебе, что здесь ищешь? – спросила я беса.
Ухмыльнувшись, ответ свой ты начал издалека:
- Я так долго живу, что в аду скукота – даже та стала смертной, -
И зевнул, иллюстрируя будто бы свой же рассказ.
- И от жизни – сколь бесконечной, столь же инертной –
Отдохнуть я пытаюсь, с тобою скитаясь подчас.
- Мне известно, что ты – не за мной, лесть же я не приемлю, -
Говорю я так строго, что смех вижу в тёмных глазах.
- Так зачем же поднялся на самом ты деле на землю,
Если знаешь, что в поиске душ впредь постигнешь лишь крах?
- Эх! Как знать! – улыбнулся, ладонью протёрши окошко,
Взмах руки – вдоль стекла пробегает морозный узор.
- Но от нечего делать тебе расскажу я немножко.
Я вернулся сюда, чтоб закрыть один старый позор.
В чём позор? Не сумел я однажды забрать одну душу,
А у этой души заключён был со мною контракт.
В её поисках впредь обходить я обязан всю сушу,
Пока лично кончины её я не подтвержу факт.
Было то лет 12 назад. Я был призван мальчишкой,
Что просил – угадай! – ну конечно, успех и доход.
И он славы хотел – дай подумать – как раз в сфере книжек!
Знай, каким знаменитым писателем ныне слывёт.
В общем, я-то исполнил свою часть того договора,
Но, когда поглотить должен приз был, обещанный мне,
Тот мальчишка исчез, избежав своего приговора.
Но напрасно он с дьяволом ставит себя наравне!
Пусть в градских я шуму и пыли был слегка сбит со следа,
Пусть среди миллионов совсем обезличенных лиц
Я не мог различить, кто был связан со мною обетом,
Пусть я авторский почерк его видел в сотнях страниц,
Но теперь я уж точно покончу с сим самоуправством.
Только я предрешаю судьбу сей смятенной души!
- Неужели для демонов это великое яство:
Та душа, что себя продаёт за успех иль гроши?
Демон хмыкнул: - Эх, дай б кто такую возможность,
Я бы мигом мальчишку на что повкусней поменял!
Но ведь в том-то есть основная великая сложность:
Нужно, чтобы контракт нас с заменой мальчишке связал,
А замена возможна на только отборные души,
Коим жизнь одного человека и будет цена.
Я таких видел мало, а сколько бродил я по суше!
Впрочем, может, твоя его жизни и будет равна…
- Снова лесть. Ну а лесть есть праматерь чрезмерной гордыни.
Не пытайся же сказкой красивой соблазн мне явить
Продать дьяволу душу. Испей лучше горькой полыни
Той души, что по глупости дал тебя за нос водить.
Чёрт нахмурился и, намотавши на палец один чёрный локон,
Мне сказал: - Можно думать, твоя цель получше моей, -
Ты кивнул головой на поля, что неслись мимо окон.
- Что в Россию тебя потянуло, напомни скорей?
7.
Незнание опыта поколений.
Ах, есть ли смысл вспоминать
Ошибки юности мятежной,
Краснея от стыда опять
За каждый взгляд и жест небрежный,
За каждый вздох, обрывок фраз,
Нечайное прикосновенье,
И думать, что не разрешил б сейчас
Себе такого поведенья,
Что точно бы теперь сумел
Сдержать своё слепое чувство?
Наивной юности удел
И истинное душегубство!
Я с радостью б нашла забвенья,
Но в чём винить минувший день?
Со временем и плод смиренья
Сам ляжет в руки, словно тень.
- Эх, дьявол, мы с тобой похожи, -
К тебе вновь обращаю взор. -
Я тоже лезу вон из кожи,
Чтоб искупить один позор
Иль опозориться повторно.
Я тоже фатум свой искала.
12 лет я плодотворно
О нём одном стихи писала,
Ему все песни посвятила,
В них каждый звук – страстей накал.
Что я его боготворила,
Он, разумеется, не знал.
Не знал в года учёбы в школе,
Не знал и после, - отвожу
Со вздохом взгляд я. – И доколе
Сама ему не расскажу,
Наверно, он не распознает
Сокрытый смысл моих стихов.
Он их и вовсе не читает…
А за окном снегов, снегов!
А за окном берёз и елей!
И все стоят, как на подбор,
И поезд едет еле-еле...
Эх, мне б сейчас во весь опор
Скорей над рельсами промчаться,
Чтоб искры шли из-под колёс,
Лишь бы в объятиях оказаться
Объекта всех наивных грёз.
- Возможно, в прочем, и такое, -
Взгляд на тебя перевела. –
Что я с опорой на былое
Сама сей образ создала.
Домыслить – вот он, долг поэта!
Всё возвести бы в абсолют!
Реальной сущности предмета
Не есть в моих трудах приют.
Что память есть? Былого мерка!
Но вот фантазья бесконечна…
И пусть воспоминанья меркнут,
Но что-то помню безупречно:
Он был во всём заранье против,
Он влезть стремился в каждый спор,
Когда все шли – стоял, напротив,
Но коль уж шёл – наперекор.
Он притворялся анархистом
И якобы читал Прудона,
Но философия со свистом
Влетала в уши сей персоны
И вылетала столь же скоро.
Но как прекрасно послевкусье
Идейности с добавкой вздора,
Что обожать в нём зарекусь я!
Он опыт дедов не приемлил,
Он всю историю готов
Переписать был в раз, не медля.
Пусть не дарил он мне цветов,
Пусть не искал со мной общенья
И игнорировал мой труд,
Я не призналась в опасеньи
Возникновенья пересуд.
И о моих светлейших чувствах
Известно лишь стихам моим,
Но я обязана искусством
Ему, что мной боготворим.
Когда меня терзали мысли
Зарыть талант, что дан судьбой,
Когда отчаянье нависло
Над вдохновенной головой
И мною страхи овладели,
Сомненьям не было тиши,
Ни чёрт, ни ангел не радели
О сохраненьи сей души,
Лишь он на помощь мне явился:
Однажды стих мой прочитав,
Он, вроде как, им поразился.
Тогда, чуть-чуть с ним поболтав,
Узнала я, что он мечтает
Издателем известным стать,
Пусть ничего не сочиняет...
И он сказал мне продолжать
Писать стихи на мой манер,
Покуда сердце рифмой бьётся.
Он мне себя привёл в пример
И то, как он всего добьётся.
Плевать, что сам он не писатель.
Плевать, что он не лучше всех,
Но он – мятежник и мечтатель
И верит в будущий успех.
Такие фразы, та беседа...
То не могло быть невзначай!
- Наслышан я такого бреда.
Пойти что ль, попросить за чай, -
Зевнул от скуки ты устало,
Ладонью прикрывая рот.
- Ты понимал меня, бывало.
Теперь же всё наоборот?
Я так люблю его бунтарство,
Критическую мысль и ум!
- Иль, скажем проще, «хулиганство», -
Ты буркнул. - Что же, наобум
Ты выбрала, куда пойти
Искать свой пресловутый «фатум»?
Как то могло произойти?
- Ты знаешь, по незримым картам
Уже не сбиться мне с пути.
Они чутьём у нас зовутся,
Им надо верить и идти,
И все искомые найдутся.
Но в этом доля суеверий,
Я им не склонна доверять.
И, если честно, есть критерий,
Когда и где его искать.
В России есть одна компанья,
Что лидер по продаже книг.
Быть может, он в книгоизданье
Действительно высот достиг.
Та фирма его имя носит,
Что, может, просто совпаденье,
Но сердце так отчайно просит
Поверить в это заблужденье!
Пусть нет основы для сужденья,
Что он меня и в правду ждёт,
Я знаю, я – его спасенье,
И скоро встречи час придёт!
6.
Отсутствие широты взглядов.
- Пока в нас живо вожделенье,
Жива простая глупость в нас,
А глупость есть грехопаденье, -
Прервал вдруг демон мой рассказ.
Твои глаза сверкнули грозно;
Мне стало вдруг не по себе.
- Мне страсть слепая одиозна,
Что я желаю и тебе
Скорее осознать, иначе
Загубишь цвет своей души,
Да и всю жизнь свою, тем паче.
Ты для себя одно реши:
А есть ли смысл в почитаньи
Того, кто на 12 лет
Смутил рассудок твой страданьем
По той любви, которой нет?
Я не противник отношений.
Приверженность – у вас в крови.
Но ни ценю я ни влеченья,
Ни платонической любви.
Но я зовусь недаром бесом,
И, если хочешь, я могу
Заставить этого повесу
Перемениться во мозгу.
Его любить тебя заставлю!
Но я качаю головой:
- За то я душу не оставлю.
Издал вдруг рёв ты горловой:
- Благоговение бесплодно
И срОдни идолопоклонству!
Сколь твои чувства безысходны,
Столь лишены же благородства.
Напрасно мнишь в себе невинность.
За чувств своих обожествленье
И за бездумную наивность
Твой приз - моральное растленье.
Лишь моего контракта чары
Спасти тебя могли б, ты знай.
И, коль тебя постигнет кара,
Черта, прошу, не поминай.
Ведь дьявол сам, исполнен чести,
Тебе спасенье предлагал,
Без злого умысла и лести
К рассудку твоему вызывал.
Пробудится он, несомненно,
Да только в слишком поздний час,
Когда уж чувство будет тленно,
А то истлеет и каркас.
Растленье явиться в отчаяньи,
В признании неправоты
И в сокрушительном раскаяньи.
Того, скажи мне, хочешь ты?
Ты изничтожить хочешь душу,
При жизни ей сыскать конец?
Иль лучше дьявола послушать?
Я, хоть и демон, но не лжец.
Я на крови клянусь исполнить
Наш договор, ты так и знай
И постарайся то запомнить…
А за услугу – душу дай.
- Ты, дьявол, глуп, пусть и болтаешь,
Что глупость склонен презирать, -
Вздыхаю я. – Иль ты считаешь
По-прежнему, что разыскать
И для меня соблазн сумеешь,
Что явишь мне мой идеал?
Надежду эту зря лелеешь,
Ведь мой соблазн – не матерьял.
И не физическую близость
С ним ставлю я в приоритет.
Пусть ненавистна молчаливость
Мне моих прежних глупых лет,
И пусть неискренне томленье,
В чём с тобой только соглашусь,
Но неподвластно чувство тленью,
И прокричать о нём стремлюсь
Тому, с кем лишь молчать я смела!
Ты на меня скосил свой взор
И осклабился: - Право дело,
Людской столь узок кругозор!
Ведь люди создали искусства,
От коих в жилах стынет кровь,
И, вроде, обуздали чувство.
А в голове – одна любовь.
Мне непривычна эта схема;
Желаемое получать,
Не превращая то в проблему –
К тому я склонен призывать.
Несбыточное – не лелеять,
Реальное – осуществить.
Так, и в любовь не нужно верить:
Любовью можно только жить,
Когда она дана взаправду,
Когда она – не глупый сон.
Надежда в целом есть неправда…
И, кстати, глянь-ка из окон!
Вот, кажется, и Петербург!
Ну что ж, спасибо за беседу!
Изрядно скрасил я досуг,
И вот уж время для обеда…
Когда закончишь ты со встречей,
Давай устроим знатный пир.
Исход, я чую, не далече!
(И вновь души вкушу эфир).
5.
Самообман.
Когда сошли мы на вокзале,
На город уж ложился мрак,
Лучей снопы уж затухали.
Ты буркнул, нос уткнув в пиджак:
- Ах, как же холодно порою,
Хоть веки жжёт нам солнца свет.
И ночь, поди, не за горою…
Но, может быть, за ней рассвет.
Мы шли по тёмным переулкам,
Ты молча нёс мой чемодан,
И во безмолвьи улиц гулком
Уж лился вечера дурман:
Зажглись уж окна тёплым златом,
Сомкнулось фонарей кольцо,
Порой в окне щеголевато
Мелькало некое лицо.
А я? Я погружаюсь в тьму.
Не навсегда, но тем не менье.
Покуда я верна ему,
Я не пугаюсь отчужденья.
Ему, ему… Что есть с ним встреча,
Как не игра коварной тьмы,
Как не печальная предтеча
Угрюмой северной зимы?
- Как рано по зиме темнеет, -
Лишь то произношу я вслух.
- Как страшно сумрак в небе млеет…
- Но я с тобой, мой скорбный дух, -
Мне демон подмигнул лукаво,
И вдруг (не знаю как, увы),
Свернув в одном дворе направо,
Мы вышли на проспект Невы.
Водою чёрной красовался
Там Грибоедовский канал,
И дьявол глухо рассмеялся:
- Смотри, как лихо путь сыскал!
Я подняла взор на фасады,
И в голове вдруг благовестом
Всё мысли зазвенели. Взгляда
Хватило, чтоб узнать то место:
Над равнодушной гладью водной
Стоит модерна торжество,
Проект Сюзора превосходный.
А над мансардой естество,
Что в виде глобуса венчает
Изящный купол из стекла,
Фигуры женщин подпирают
Под взором пристальным орла,
Что крылья распростёр, недвижный,
На шляпе здания - плюмаж.*
То петербургский Дом был Книжный.
Его последний же этаж
Был в собственности у изданья,
Где, по моим предположеньям,
Работал он. Как в ожиданьи
Мне трудно запастись терпеньем!
Как трудно сохранять спокойствье
Уж предвкушая нашу встречу!
Но есть в томленьи удовольствье...
Затишье пред кровавой сечей –
То чувство не назвать иначе.
И вот с тобою мы вдвоём
К дверям подходим на удачу,
С надеждой на его приём.
- Ах, Вы, должно быть, поэтесса, -
Меня узнала секретарь.
- Вас встретить в наших интересах.
Шаль перекинув, что орарь,
Через плечо, очки надвинув
На переносицу почти,
Она, порядок встреч прикинув,
Сказала нам: - Прошу пройти.
И мы по мраморным ступеням
Спешим проследовать за ней.
Я провожаю с восхищеньем
Глазами бурый дуб дверей,
Пурпур ковров и штор расшитых,
Изгибы кованых перил,
Сусальным золотом покрытых.
Вдруг снова ты заговорил:
- Какой чудесный орнамЕнт
У вас мозаичного пола!
Скажите, леди-референт,
Ужель и то модерна школа?
- Здесь было много реставраций, -
Охотно отвечала та.
- С дохода от продажи акций,
Что новым шефом начата.
Он всё стремится переделать
Под свой сугубо личный вкус.
Я знаю, трудно в то поверить,
Но шеф наш может всё, клянусь:
Объект культурного наследья
В свой превращает кабинет
И без особого усердья
Писателей, что много лет
Работали под патронажем
Других издательских домов,
Склоняет впредь работать в нашем.
Он вывел нас из всех долгов,
Из незначительной компаньи,
Что уж почти себя изжИла,
Он создал крупное изданье…
В нём будто дьявольская сила…
Мы с демоном переглянулись,
Я не заметить не могла,
Как вдруг в улыбке растянулись
Твои уста. Мы до угла
Дошли и в коридор свернули.
- Я, впрочем, думала, и Вы, -
Мне секретарь вдруг намекнула,
- Контракт с ним заключить пришли.
Вы гений, ас стихосложенья.
Работать с Вами – наша честь!
А дьявол хмыкнул: - К сожаленью,
Наш «гений» не приемлет лесть,
Контракт ли некий, договор ли -
Всё повод для негодованья.
Посмотрим, сможет дать отпор ли
Он «дьявольскому» обаянью!
И под ехидный хохот беса
Мы замираем у дверей.
- Шеф, к Вам пришла тут поэтесса.
- Так пусть заходит поскорей, -
Раздался мягкий, низкий бас,
Глухой в покое помещенья.
Я обмерла, узнав тот глас.
Его не раз я в сновиденьях
Зовущим слышала меня.
Так почему же перед встречей
Мерещится мне западня
В его пленяющей ум речи?
Но я отринула сомненья
И преступила чрез порог,
Исполнена благоговенья.
Свиданье наше есть залог
Скорейшего выздоровленья
Больной отчаяньем души.
Я оглядела помещенье:
В непроницаемой тиши
Над инкрустированным полом
Из лучшей красной древесины
Дым вился облаком тяжёлым
И горько пахло никотином.
А шторы цвета спелой вишни
Не пропускали Божий свет:
Здесь мог быть лишь один Всевышний.
И, на дубовый кабинет
Сейчас закинув гордо ноги,
Он в кресле кожаном курил.
Ах, неприступнее острога
Казался тот, кто сердцу мил!
Он был таким, каким я знала
Его 12 лет назад,
Каким его упоминала
В стихотвореньях невпопад.
Он предо мной опять, как будто
И не было разлуки той.
И, покурив в тиши минуту,
Он поманил меня рукой:
- Ну что ж, садись, - он убирает
Окурок. – Творчество твоё
Меня, признаться, поражает,
И через столько лет приём
Тебе оказывать мне в радость.
Он говорит серьёзно, строго,
Но в речи – вкрадчивая сладость,
И по сравненью с ней убоги
Слащавые слова признаний,
Что я готовила ему.
Сей голос полон притязаний,
А не несбыточных мечтаний,
Что так присущи моему.
Он смотрит – пристально и долго,
Есть некая в том взгляде власть,
Есть дух исполненного долга,
И потому легко пропасть
В глазах его – небесный цвет,
Два солнца в триллиард фотонов.
И, глядя в них, сквозь кабинет
Иду к нему. Труды Прудона
К шкафам взор приковали мой.
Там книги те об анархизме
Стояли в ряд с «Моей борьбой».
Сей разум, искажённый призмой
Безвластья ль, тоталитаризма
Иль политической игрой,
Есть смысл моей печальной жизни,
Мой идеал и мой герой.
Дивлюсь я иногда собой.
Мне демон дал предупрежденье,
Что иногда я с головой
Тону в своих же заблужденьях.
Порою дьявольских тех слов
Осознавала я серьёзность,
Но вывод был всегда таков:
Он тешит так претенциозность.
Кто «он»? Что демон, что издатель,
Сейчас сидящий предо мной.
Я, как сторонний наблюдатель,
Замашки их сочла игрой,
Сочла ребяческим желаньем
Произвести бы впечатленье,
Продемонстрировать влиянье
И в чём-то неповиновенье
Системе утверждённых норм.
- Ну что ж, к чему нам промедленье, -
Вздохнул он. – Может, для проформ
Ты бы прочла стихотворенье?
- Конечно, - я в ответ киваю,
А в голове уж всё плывёт,
И вот из сумки вынимаю
Я со стихами свой блокнот.
В волненьи трепетном сминая
Тетрадь дрожащими перстами
И глаз от строк не отрывая,
Листы читаю за листами:
- «Моё отчайнье бесконечное
Напомнит мне во всех цветах,
Как гибла молодость беспечная
В тобой отравленных мечтах,
Тобой, одним тобой…
Как будто не было заботы,
И обязательств, и работы,
Судьбою будто роковой
Тогда завещано мне было
Забыть рассудок и покой,
И были пролиты чернила
Неосторожною рукой
На все листы моих стихов,
Что лишь тебе я посвятила,
На воплощенье лживых снов,
Что я себе вообразила,
В них своё сердце заключила
На металлический засов.
С него сорваться я – не в силах,
И нет ни музыки, ни слов
Во тьме отчаянного мира,
Где смолк невыраженным зов
Мой, неуслышанный кумиром…»
- Красивый ворох громких слов!
Такое нынче продаётся!
Ну что ж, давай обсудим смету? –
Он улыбается, смеётся
И достаёт вновь сигареты.
А я? А мне лишь остаётся
Пробормотать: - Но я не это
В виду имела… - Что ж, придётся
Конкретизировать ответы, -
Он выдыхает сигаретный
Дым мне в лицо.
– Употреблю
Тогда я фразу поконкретней, -
Киваю: – Я тебя люблю.
Он вмиг отводит изумлённый
Взгляд своих чисто-синих глаз.
Пока молчит он, исступлённый,
Я продолжаю свой рассказ:
- Я люблю тебя: отчаянно
Сейминутно и так длительно,
Преднамеренно нечаянно
И до робости решительно,
Что в мучительных терзаниях
Уж признаться утешительно!
Ты и есть моё отчаянье,
Ты - желанья гнёт томительный!
Ты – источник вдохновенья.
О тебе – любой мой стих
И любое сочиненье.
Есть и в песнях ты моих.
Справедливому суду,
Что ж, предашь моё ты рвение?
Скажешь ли гореть в аду
За такое дерзновение?
Так скажи! Я уж была там,
Дьявол мне – что брат родной.
Он же буркнул что-то матом
И, качая головой,
Нервно дымом затянулся.
Он молчал минуты с три,
Но ко мне не повернулся.
- Умоляю, посмотри
На меня, взгляни же, Боже! -
Чуть ли не в слезах кричу.
- Я б тебе признался тоже,
Да прибавил бы «шучу», -
Пробурчал он. – Что ты мыслишь?
Правда же, 12 лет
В миражах могла бы ты лишь
Видеть неких чувств рассвет.
Что ж, оплакивать потерю
Будешь предо мной теперь?
Я в подобное не верю,
И тебе совет – не верь.
Вот тебе мой взор. Довольна? –
Обернулся он ко мне,
И так сердцу стало больно
От плескавшейся на дне
Синих глаз холодной злости.
Этот раздражённый взгляд
Пробирал до самой кости,
Обращал в токсичный яд
Все наивные мечтанья,
Заключённые в крови.
Но сейчас с объектом чаянья
Я сидела визави,
И покуда есть возможность
Упростить его любви,
Упустить её – оплошность.
- Ты как хочешь то зови.
То мираж или наивность.
Для меня же всё всерьёз!
- Что ж, как знаешь. Но повинность
Отвечать милльону грёз
Некой взбалмошной знакомой
Пред тобой я не несу, -
Хмыкнул он. – Твой ум, ведомый
Некой влюбчивой истомой,
Я, к несчастью, не спасу
От любви неразделённой
И взаимность не скреплю.
Ждёшь ответ определённый?
Вот: тебя я не люблю.
Я уж и дышать не смею:
- Я неверно понята?
Как же я забыть сумею:
В наши школьные лета
Относился ты иначе
К однокласснице своей,
Был поддержкой и отдачей,
Выразителем идей
Смелой творческой свободы.
Ты стихи мои читал,
Я ж тебе писала оды…
А однажды ты сказал,
Что во что бы то ни стало
Я должна быть поэтессой.
Положил тот день начало
Всего творчества процессу.
После не было и суток,
Чтобы я четверостишья
О тебе одном (без шуток)
Не слагала. Правда! Ишь я:
Верю до сих пор упорно,
Что не мог ты просто так,
Безотчётно ли, притворно
Мне подать заветный знак
О том, что небезразличны
Тебе все мои исканья.
И я мнила, что вторичны
Для тебя другие чаянья.
А иначе для чего
Спас меня ты от отчаянья?
Обхожу я стол его.
Поборовши колебанье,
Мягко за руку беру
Я объект свой обожанья,
И в глаза смотрю. Игру
Этот взгляд ведёт с сознаньем;
В нём – немеркнущий огонь
Нерушимого влиянья.
Он же сжал мою ладонь
И, как будто с состраданьем,
Мне сказал: - Твоя вина
В том, что ты в простом общеньи
Видишь чувства. Предана
Ты чрезмерно заблужденьям.
Очарованной душе
Я рад разочарованье
Подарить бы, но вообще
Положить конец терзанью
Можешь только ты сама.
Ты за то меня простишь ли?
Обещать могу тома
Всех твоих четверостиший
Я издать. Мне будет льстить,
Что на титульном форзаце
Я сумею поместить
Надпись, что во всех абзацах,
В строфах всех стихотворений
Говориться обо мне.
Ты над сутью предложений
Можешь поразмыслить вне
Кабинета, - он к двери
Проводил меня и даже
Хмыкнул: - Приди завтра в три
И обсудим мы продажи.
4.
Претенциозность.
А с секретарём в то время
Болтал демон в коридоре,
От усердья чеша темя,
Подбирая в разговоре
Искушающие фразы,
Деликатные слова;
Он пророчил ей алмазы
И морские острова,
И её глаза горели,
Словно пламя на свече,
Уж и голову пригрела
На его она плече.
- Если ты богат настолько,
Чтобы превратить жизнь в рай… -
Начала она тихонько.
- Ты лишь душу мне отдай, -
Демон оборвал сей лепет.
- Хоть сейчас, - вздыхает та.
- Ну же, ну же, время терпит, -
До ушей твои уста
Расползаются в ухмылке:
- А пока побудь, прошу,
Гостьей на той вечеринке,
Что сегодня провожу.
Дьявол руку ей целует,
А в глазах – коварный мрак.
Я ж, пока они воркуют,
Громко кашляю в кулак.
- Извинюсь, что прерываю.
Я закончила со встречей.
И теперь, я полагаю …
- Я ведь тоже не без речи
Шёл сюда, – ты встрепенулся, -
Подожди меня, мой свет, -
Референту улыбнулся. –
Как никак, 12 лет
Я не видел эту душу,
И я не был бы собой,
Если план бы свой нарушил
И не встретится б с судьбой
Мне дарованным знакомым!
Ну а ты меня не жди, -
Мне сказал ты.– Ты три дома
По проспекту вниз пройди.
Там под фонарём найдёшь
Лестницу. Внизу – трактир
Под землёй. Туда зайдёшь.
Там и будет знатный пир!
Хохоча и скаля зубы,
Распрощался ты со мной
И захлопнул дверь из дуба
Сразу за своей спиной.
***
- Ох, за что мне это бремя! –
Вздохнул дымом мой издатель.
- Не рабочее уж время!
Будь поэт ты иль писатель
Не смогу тебя принять, -
Указал на дверь он бесу.
- Можешь счастья попытать
Завтра.
- Я, увы, не пьесу,
Не рассказы и не стих, -
Хмыкнул чёрт, - принёс. А кару.
- Почему на вас двоих
Не влияют мои чары?
Я сказал тебе уйти! –
Прокричал издатель. – Как же
Может то произойти,
Чтоб не сдвинулся ты даже?
Демон губы искривил,
Неестественной улыбкой
Свои щёки раскроил,
И подёрнулись вдруг дымкой
Впадины на месте глаз,
Вместо яблок – два провала.
- Вспомнил ты меня сейчас? –
Прохрипел ты. – Ожидал, а?
Сколько лет тебя искал!
Сколько я бродил и плавал!
А издатель вдруг упал
И, воскликнув «Дьявол! Дьявол!»,
В ужасе пополз к столу,
По пути рукой хватая
Всё, что было на полу,
Столь наивно полагая
Что от Сатаны спастись
Мог карандашом иль книгой.
- Мой совет: не суетись, -
Бросил демон. – Те вериги,
Что давнишним договором
Твой смятенный дух сковали,
Ты не скинешь. Дважды вором
Части силы, что давали
Демоны в обмен на души,
Ты не станешь в этот раз.
Так что полно бить баклуши!
Вот пришёл и платы час!
Ты смеёшься – ниже, глуше,
Оттого - ещё страшней.
- Я могу тебе дать души
Мне доверенных людей! –
Говорит тебе издатель.
- Сотни душ взамен моей!
- М-да, какой-нибудь писатель
Явно будет повкусней,
А твоя душа горчит,
Да кисла претенциозность, -
Дьявол в нос себе ворчит.
- Ладно, включим впредь серьёзность.
Я тебя, шутить любя
Над людьми и их запаркой,
Не оставлю без подарка.
Пополуночи тебя
Буду ждать в аллее парка.
До полуночи – живи.
Я дарю тебе часы
Жизни в плоти и крови,
Чтоб отведать вновь красы
Жизни - краткой, но прекрасной
Иль вкусить чужой любви….
В парк не явишься – ужасна
Будет кара. Избави
Ты себя от тех мучений.
Аппетит мой не томи.
Придя в парк без промедлений,
Смерть спокойную прими.
Всё ль ты понял? – усмехнулся
Демон и за сигаретой,
На пол брошенной, нагнулся.
- Я пока возьму лишь это, -
Фыркнул ты. Воспламенила
Сигарету вдруг рука.
- Я узнал, что так горчило.
То был привкус табака, -
Бросил дьявол. – Ну, до встречи!
Закурил и вышел вон.
***
Я же слышала те речи.
«Нет, не будет отдан он
Дьяволу!» - в главе набатом
Раздаётся. Этот звон
Станет для него «виватом».
Что есть я, и что есть он?
Я есть верущий; он - Бог.
Я – разлука; он же – встреча.
Он – творения залог;
Я – крушения предтеча.
Он есть изданная книга;
Я есть рукописный труд,
Непрочтённая интрига
И идей безвестных пуд.
Кто есть я? Раб в услуженьи
У него. Ему предам
Каждый вздох без сожаленья
И, коль скажет, жизнь отдам
За него. Ценней намного
Моего он существа.
И у смертного порога,
У границы естества
ДОлжно мне предстать заместо
Моего же «божества».
Так я думала, на место
Дьявольского торжества
(Или, по-простому, пира)
По проспекту вниз шагая
Ко подземному трактиру.
В небе стыла ночь седая,
Билась о бетон вода
Грибоедова канала,
С небосвода в провода
Жёлтая луна упала.
Для чего же лунный блеск
Городу в вечернем смоге?
Оттого ль он пуст?... Тут треск
Вдруг раздался. Средь дороги
Вмиг развернулась земля,
И в квадрате ярком света,
Будто наяву дремля,
Лицезреть я смела это:
Под землёй возникла дверца
С гордой вывеской над ней
«Хижа «Три болгарских перца». **
Заходите поскорей!»
3.
Стадный конформизм.
Я шагнула на ступени,
И за мной исчезла дверь.
По углам плясали тени,
Но ни человек, ни зверь
Не был их первопричиной;
Тени сами по себе
Танцевали, пили вина
И носились по избе.
А изба была огромна;
В ней, пред дьяволом робея,
По углам ютились скромно
Колдуны и ворожеи.
Леший, весь в зелёном мохе,
Брынзы доедал кусок
И украдкой прятал крохи
Про запас себе в носок.
По десятому стакану
Ракию уж ведьмы пили. ***
И, казалось, про Балканы
Всё в той хиже говорило:
Вещи из гончарских глин
И льняные занавески,
А на стенах средь картин
Есть портрет Васила Левски. ****
Там бесята танцевали
Под родопскую волынку,
Хитро хвостиком виляли,
Выпрямляли гордо спинки,
И от радости визжали,
Коль им дьявол взгляд дарил.
Мне в окне напоминали
Горы вид болгарских Рил ******,
И над ними только-только
Начинал гореть закат…
Не заботило нисколько
Никого, что здесь стоят –
Здесь, под Петербургом! – горы.
Все пришли лишь танцевать
На пиру, покуда шпоры
С сапогов начнут слетать.
Пили мельнишские вина *******
Домовые и ведуньи.
А по самой середине
Восседала в шубке куньей
(То был лешего подарок)
Наша леди-секретарь.
Сразу несколько кухарок
(Что чертям служили встарь)
Подносили ей на пробу
Всё: от сыра до котлет.
- Ох, наелась я до гроба! –
Простонала референт.
Дьявол, что сидел с ней рядом,
Ухмыльнулся ей в ответ,
Её смерив хитрым взглядом:
- Гроба, говоришь, мой свет?
Ну же, съешь ещё вот столько.
Плату на себя беру.
Иль не нравится нисколько
На моём тебе пиру?
- Очень нравится!
- Отлично.
Недовольства не терплю, -
Хмыкнул ты, - категорично.
- Милый, я ж тебя люблю, -
Секретарь почти пропела,
Осушив до дна бокал.
- Любите ль меня? – зверело
Крикнул дьявол ведьмам в зал.
- Кто не любит Вас, наш царь! –
Рассмеялись ворожеи.
И, пьяна уж, секретарь
На твоей повисла шее.
Ты обвил её рукой;
Смолкли гости за столами.
- Я дарю тебе покой, -
Сказал дьявол. Ты губами
Чёрными коснулся лба
Девушки и выпил душу.
В хиже началась гульба.
- Первый, кто бокал осушит, -
Крикнул демон, - может взять
Её кожу, глаз иль руку,
Ими до утра играть!
Так развейте ж мою скуку!
Разбирайте чёрт чего!
Черти и взялись за дело:
После крика твоего
Растащили вмиг всё тело.
Себе взяли шаль и юбку
Ведьмы, а другие вещи
И подаренную шубку
Вновь себе присвоил леший.
Я смотрела, как бесята
От очков жуют оправы.
- Верить Сатане – чревато,
Но не верить мы не в праве, -
Раздалось над самым ухом.
Обернулась я на голос
И тут взглядом с неким духом
Встретилась. Косматый волос
Прятал женское лицо
И скрывал нагое тело.
Чёрным гребешком в кольцо
Демонесса то и дело
Скручивала эти пряди,
Чтобы вновь их расчесать.
- Очень рада благодати
Вновь тебя я повстречать, -
Улыбнулась демонесса.
- Разве мы встречались? – я
Удивляюсь.
- Поэтесса,
Не было такого дня
(А, сказать точнее, ночи).
Чтоб не свиделись мы. Мара *
Моё имя, и я очень
Люблю людям слать кошмары.
Но сегодня – не хочу, -
Мара сонно потянулась.
- И от жертвы отхвачу
Только телефон, - прогнулась
Демонесса в пояснице
И зевнула. – Буду снимки
Делать на него, страницу
Я создам. Не вечно в дымке
Мной творимых сновидений
Мне самой же обитать!
Я смеюсь лишь: - Без сомнений.
Но могла бы ты отдать
Мне на небольшое время
Этот самый телефон?
- Э, ты знаешь наше племя.
То – богатства эталон, -
Головой мотнула Мара.
- Кто отдаст тебе сей дар,
Да ещё коль пир в разгаре!
Может, лучше я кошмар
На тебя нашлю?
- Спасибо,
Но мне нужен телефон.
Либо позвоню я, либо
Кое-кто погибнет. Он
Очень дорог мне, любим мной.
Я могла б его спасти.
И тогда любви взаимной
Суждено было б цвести.
- Расскажи, - сказала Мара, -
Про него побольше мне.
И, быть может, я задаром
Телефон отдам. Вдвойне
Будет мне приятно, если
Интересен твой рассказ.
Я плечами жму: - Эх, бес ли
Свёл нас – разберись сейчас!
То ли дьявольская сила,
То ли просто рок судьбы,
Но его я полюбила.
Его чары для борьбы
И не дали бы возможность.
Мне в нём всё непостижимо:
И надменность, и та ложность
Чувств. Увы, недостижимо
От меня он впредь далёк.
Труд же мой ему – игрушка…
Дьявол дух его завлёк
Много лет назад в ловушку.
Я его спасу. Подарит
Он своё вниманье мне.
Как прекрасен он! Ударит
Голос с громом наравне.
А глаза – два океана…
Мара хлопнула в ладоши: -
Как у Врубельского Пана!
Ну а пан такооой хороший!
Начинаю понимать,
Почему тебе так дорог
Человек тот. Что ж, отдать
Телефон тебе? Лишь сорок
До полуночи минут.
Интересно мне: успеешь?
По полуночи пойдут
Все, кто есть здесь — разумеешь? -
В парк за демоном смотреть
Дьявольское представленье.
- Что же тут не разуметь?
Я успею, без сомненья, -
И добавила учтиво. -
Для него живу я ведь.
Не страшна мне перспектива
За него и умереть.
2.
Солипсизм.
Сторонники любого изысканья
Из самолюбья склонны полагать,
Что лишь для них существенно сознанье,
Что только им — творить и создавать,
А про себя давно таят обиду
На то, что не вращают Землю вспять.
Чего же стоит упустить из виду,
Что не у них одних во лбу есть пядь,
Да что Земля подавно не вкруг них
Вращается и что другие люди
Способны мыслить за себя самих,
Тем более, коль с тех людей убудет?
Так, я наивно смела полагать,
Что только я радею о спасеньи
Того, чью душу грезил чёрт забрать.
Так пусть то остаётся в сновиденьи!
Я думала его отговорить
Явиться в парк — обманет беса он,
Но сколько не пыталась позвонить,
Увы, всегда был занят телефон.
Исполнена надеждой и отчайньем,
Я побежала в парк тот самолично.
Но даже в ту минуту я свиданье
Воображала наше поэтично:
Прекрасный миг полночной скорой встречи,
И быстрый бег сквозь темноту аллей,
И сладкие признательные речи...
Мы вместе были б дьявола сильней.
Я помогла б ему навек укрыться
От пристального взора Сатаны,
А на меня же демон покуситься
Не сможет. И, друг другу отданы,
Уж не достанутся другому наши души.
Я предвкушеньем смела запастись,
Не зная, что и он не бил баклуши,
А всё то время думал, как спастись.
Ни я, ни дьявол не предположили,
Что и не думал он являться в парк.
Как только мы порог переступили,
Издатель, зная, что попал впросак,
Схватил свой телефон и в крайней спешке,
Набрав заветный номер, произнёс:
- Да, я, издатель, вновь прошу поддержки.
Плачу втройне, лишь только б чёрт принёс
Вас вовремя в назначенное место.
(А впрочем, что зря беса поминать...)
Явитесь в полночь в парк меня заместо,
Там будет вас знакомый ожидать.
Я, видите ли, что-то ему должен,
И он решил свести со мною счёт...
Нет-нет, наш план пусть будет осторожен.
Что? Ножевое? Ну, вполне сойдёт.
Как выглядит? Особая примета?
Как будто в полночь кто иной пойдет
По парку. Обойдётесь без портрета.
Он бросил трубку, веря, что найдёт
И дьявол смерть от нескольких ранений.
В конце концов, в нём тоже плоть и кровь
И тот же мерный стук сердцебиений,
Таких же неизведавших любовь.
И снова с чувством выполненья долга,
Он в кресло сел, взял пачку сигарет,
Курил — зачем-то вдумчиво и долго -
И вскоре в табаке сыскал ответ,
Что демоны все — все, без исключенья -
Делимы на две группы, а точней
На ангелов, предавшихся растленью,
И на обретших силу вдруг людей.
Себя, куря, к последним он причислил.
Наивность же издатель ставил в ряд
К грехам и отчего-то долго мыслил
Влюблённость в тот же отнести разряд.
Что в мире боле низменно, чем чувство?
Что в свете приземлённей сожаленья?
Но в них есть ипостаси две искусства:
То созиданье с саморазрушеньем.
Мы создаем миры, реаль дробя
На некой фантазийности вкрапленья.
Творим и убиваем тем себя,
Чтоб обрести в искусстве возрожденье.
- Талант людей уравнивает с бесом, -
Вздохнул издатель дымом серо-синим,
Сверля глазами стол без интереса.
- Но разве мы за должное то примем?
Он встал, прошёл к окну, раздвинул шторы,
Смотрел на тусклый свет в чужом окне,
На дальний купол мрачного собора
И почему-то думал обо мне.
1.
Глупость.
Во мне писатель смерть свою сыскал,
А вместе с ним и пара музыкантов.
Сам чёрт пожал мне руку и сказал:
- Да в Вас, вообще-то, кладбище талантов!
Возможно, в эту роковую ночь
Я вправду обрела частичку силы
От дьявола, иначе б я точь в точь
В полночный час, как я бы ни спешила,
Не оказалась в парке. «Мы с тобой
На тех же самых демонов делимы», -
Я думала, несясь по мостовой,
(Его я называю уж тобой).
Но, в парк ворвавшись, только его имя
Успела резко прокричать я вслух.
Есть что-то, что не даст любить вполне,
Есть что-то, что мешает счастью двух,
И это что-то — нож в моей спине,
И это что-то — мой наивный дух,
Израненный отчаяньем вдвойне.
Я в землю пала, словно в мягкий пух,
Сползя кровавым следом по стене
Беседки парка, мысля опереться.
Рукой заткнула рану я, чтоб хоть
В последний раз осмыслить своё сердце,
Но вмест него разорванную плоть
Я ощутила тем прикосновеньем.
Я вместе с сердцем утеряла боль,
Не чувствовала скорби и раненья,
Не слышала шагов, бегущих вдоль
Аллеи прочь от места преступленья.
Я ощущала только свою роль,
Отыгранную для его спасенья,
И думать я могла о том лишь, сколь,
Сколь я хочу увидеть его вновь.
Я телефон взяла, упавший в землю.
Экран разбитый скрыли грязь и кровь.
Я номер набрала его. Эх, тем ли,
Надеялась я впечатлить его,
Что лишь о нём мечтала даже в смерти?
Я большую часть срока своего
Им грезила, и только. Знают черти
Как я хотела жертвовать собой
Ему во благо, и как я в грехи
(Самообман и глупость) с головой
Нырнула, начала писать стихи,
Опять же, после нашей первой встречи,
Лишь только бы меня заметил он,
Лишь только б заслужить похвальной речи.
Я к голове прижала телефон,
Прослушала слова автоответа,
И силы вдруг нашла в себе, что чудо,
Сказать после сигнала в трубку это:
- Привет. Ты заберёшь меня отсюда?
Я жду тебя и вечно ждать готова, -
Я замолчала, кровью захлебнувшись,
Но чрез минуту говорила снова.
Я говорила, на земле свернувшись,
Пока моя ладонь не ослабела
И не разжали пальцы телефон,
А я лежала и во тьму глядела,
Надеясь, что из мрака выйдет он.
Надеяться... как часто это слово
Я вспоминала, лёжа в тишине,
Пока шаги не услыхала снова.
Полусомкнувши веки, как во сне
Я наблюдала чьё-то приближенье.
Блуждал рассудок в мрачной пелене
И явно мгле проигрывал сраженье...
Но вдруг сей некто подошёл ко мне,
Сел рядом с моим телом и зачем-то
Мне под затылок подложил пиджак,
И поспешил заткнуть мне рану чем-то,
Поверх моей ладони свой кулак
Сложив, как будто требуя прощенья
За то, что обязал прийти в сей лес
И стать в нём частью жертвоприношенья.
Но то был не издатель; то был бес.
Твоё здесь в ту минуту пребывание
Могло бы объясниться лишь одним.
Я прошептала на одном дыханьи:
- Скажи: коль я умру, что будет с ним?
- Судьба любви твоей осталась прежней, -
Сказал мне дьявол. - Всё же, вор есть вор.
Но вот тебя от смерти неизбежной
Спасти бы мог со мною договор.
Решай скорее — времени в обрез, -
Ты бросил, осмотрев моё раненье.
Я ухмыльнулась лишь: - Спасибо, бес,
Но несколько иное примененье
Я усмотрела для своей души.
Ты создал пламя, мысля прижечь рану,
Но я сказала тихо: - Потуши,
Ведь свечи жечь по мне, пожалуй, рано.
И ты послушно погасил огонь.
- Я ни за что бы жизнь не сократила,
Коль для него жила бы я, - ладонь
Твою в своей руке я заключила.
Твои персты смочила моя кровь,
Как клятва о серьёзности решенья.
- И даже после смерти бы любовь
В раю, в аду ли не нашла смиренья.
- Коль душу заберу, ни в рай, ни в ад
Ей не попасть по истеченьи жизни,-
Я встретила твой напряжённый взгляд.
- Сегодня пир, а завтра будет тризна.
Эх, каждый день наш новизной богат! -
Я попыталась слабо рассмеяться, -
В итоге важен только результат,
И результату должно состояться.
Я так ему хотела посвятить
Каждый день, отмеренный мне Богом...
И всё же, я хотела бы творить.
И всё же, не написано о многом...
Но без него и мне нет смысла жить.
Так иль иначе, я себя разрушу
В стремленьи созидать. Тебя просить
Я смею взять сейчас же мою душу
Взамен его души. Моим желаньем
Ты можешь счесть то в рамках договора,
Но главное, чтоб он не знал страданья, -
Я смолкла, ослабев от разговора,
А ты коснулся моего лица
И попытался заглянуть мне в очи:
- Зачем ты любишь это лжеца?
Мне не понять. Но то неважно, впрочем.
Как бес, я беспристрастен, но достались
В сей раз мне интересные клиенты.
Я лишь сейчас заметила: собрались
Вокруг нас ради этого момента
Все те, кто перед этим был в трактире.
Мне Мара улыбнулась: - Спи спокойно.
Я сон твой стерегу в загробном мире,
Ведь ты нас нынче развлекла достойно.
Я улыбнулась и сомкнула веки,
И ты шепнул, почти что не дыша:
- Так не достанься же ему вовеки
Отвергнутая подлецом душа.
Ты ей не дал иного варианта...
На том стихов закончились тома.
Так что такое кладбище талантов?
Моя любовь, и, впрочем, я сама.
*Имеется ввиду здание компании «Зингер» (ныне – Петербургский дом книги). Здание венчает стеклянный купол, завершающийся скульптурами двух женщин, держащих в руках глобус. Помимо них на куполе также установлена скульптура орла с американского герба (во время Первой мировой войны на первых этажах здания располагалось американское консульство).
**Хижа – очень распространённое в Болгарии заведение. Представляет собой небольшой ресторанчик в горной местности, где часто также можно остановиться на ночлег. Как правило, в хижах подают незамысловатые блюда национальной болгарской кухни.
***Ракия – крепкий болгарский алкогольный напиток.
**** Васил Левски – болгарский национальный герой.
***** Ръченица – очень быстрый болгарский народный танец.
(Отсылка к картине Ивана Мырквички «Ръченица», которая и натолкнула меня на мысль, что «трактир» обязательно должен быть в «балканском» стиле)
****** Рила – горный массив в Болгарии.
******* Мельник – город в Болгарии, славящийся своими винами.
*Мара – реальный персонаж славянской мифологии.