Он восходил – внизу была толпа
В тяжёлом захмелевшем недвиженье,
Здесь, у подножья царского столпа
Пришла она на кровь и поклоненье.
Он поднимался в небо. Бунт страстей,
Изведавший в последней парадигме,
Их дьявольски хохочущих затей,
Принявшие извратные изгибы.
Вот эшафот, и вот его палач,
Он друг ему и побратим по крови,
От всех сомнений исцелитель-врач –
Топор в руке, насмешливые брови.
И вот он Миг – в торжественном рывке –
Вселенная закрыта и открыта –
Душа освобождается в прыжке –
И плоть осиротевшая забыта.
И обнажают тело без стыда,
Кладут на плаху руки, ноги врозь,
И отрубают всё и навсегда,
И боль взрывает бесовскую ложь.
От бесов ложь – вся эта тишина,
Пронзящая, гнобящая людей,
И эта сатанинская страна,
Родившая кровавых палачей.
Есть только Боль, и только Человек,
Есть только одиночество в ночи
Поганый стыд навек его облек,
И дал от сокровенного ключи.
В позоре диком – нет ни рук, ни ног –
Кровавым извивался червяком,
И дух метался, и никак не мог
Проникнуть в смерть спасительным прыжком.
И кровный брат не выдержал – и сник.
Последний взмах – и пала голова.
Вселенную пронзивший дикий крик,
На взлёте смолк – и вздрогнула толпа.
Палач поднял преступную главу,
Толпа взревела, жажду утолив.
Душа была свободна, наяву,
Увидев смерть, Вселенную смутив.